– Имя этого человека? – Особист уже не мог скрыть волнения.
– Берия Лаврентий Павлович.
Перо, которым записывал Никифоров показания подследственного, вдруг словно наткнулось на невидимую преграду. Первый раз за все время допроса лейтенант поднял округлившиеся от ужаса глаза на Воронова и прошипел сдавленным голосом:
– Ты что, с ума сошел?! Ты что несешь?!
– Правду, – обиженно ответил Андрей.
Никифоров вскочил из-за стола и стал мерить кабинет нервными шагами. Он был далеко не дурак и понимал, что такая информация подобна гранате с сорванной чекой. Очень даже может убить того, кто ею владеет.
«Да нет же, врет мальчишка! Не может такого быть! – лихорадочно размышлял он. Хотя разве уже не было, что руководители ведомства оказывались врагами народа? Ягода, потом Ежов. Почему бы и Берии тоже?..»
Он усилием воли заставил себя успокоиться и вернулся за стол. Приготовив перо, лейтенант спросил:
– Этот, гм, человек назвал имя претендента на престол?
– Назвал. Это Иосиф Виссарионович Сталин!
Тут особиста окончательно проняло. Брызгая слюной, он заорал:
– Издеваешься? Я ж тебе………… на катушку намотаю и в……… засуну!!!
«Ни фига себе способ! – оценил тираду Андрей. – Он что, у китайских палачей стажировку проходил?»
Особист тем временем, выскочив из-за стола, в два прыжка преодолел разделявшее их расстояние и с ходу залепил ему пощечину.
«Тяжела рука, однако!» – поморщился Андрей, чуть не упав со стула.
– Я тебя… – опять начал Никифоров, нависая над наглецом. Какому очередному изощренному извращению он собирался подвергнуть Воронова, так и осталось невыясненным, потому что тот, привстав, от души вмазал лейтенанту прямым в скулу.
– А-а-а-а, – заверещал не ожидавший такого поворота событий особист, совершая полет по баллистической траектории.
– У-у-у-у, – продолжил он, встретившись спиной с земной поверхностью, представленной в данной точке пространства-времени паркетным полом.
За спиной у Андрея с грохотом распахнулась дверь и в кабинет вломились полные решимости пресечь и не допустить никифоровские «церберы». Вернее, попытались вломиться, потому что с самого начала у них не заладилось. Бежавший первым Прокопенко не прошел по габаритным размерам, уткнувшись прикладом криво удерживаемой им швабры системы Мосина в левый косяк, а правым плечом в пытавшегося протиснуться рядом Самохина. Тот в свою очередь, героически прорвавшись через препятствие, благополучно зацепился ремнем винтовки за ручку двери. Пока он старался продвинуться дальше, пытаясь сообразить, что еще за враги народа мешают ему исполнить служебный долг, Прокопенко, решив наконец свои проблемы с габаритами, кинулся на врага, занося приклад.
«Если бы они еще штыки пристегнули, то, наверное, вообще обошлось бы без моего вмешательства. Друг друга бы закололи, придурки», – усмехнулся наблюдавший это действо Андрей, успевший, пока суд да дело, подготовиться к обороне. Скользнув вправо и одновременно разворачиваясь, он воткнул одну из ножек стула между винтовкой и держащим ее бойцом и крутанул стул против часовой стрелки. «Мосинка» со скоростью собственной пули улетела в дальний угол, а через мгновение за ней отправился и ее обладатель, получивший по зубам следующей ножкой вращающегося стула.
Самохин, все пытавшийся оторвать от двери несознательную винтовку, не понимавшую важности момента, видя такое дело, бросил свое малоперспективное занятие и бросился на Воронова с кулаками. Кулаки, надо признать, выглядели довольно внушительно, но это его не спасло. Андрей, завершая разворот и смещаясь еще правее, подло заехал стулом Самохину по спине. Этого было явно недостаточно, но, пронаблюдав за дальнейшими действиями бойца, попытавшегося отломать лбом кусок от солидного письменного стола Никифорова, Андрей понял, что дальнейшее вмешательство не требуется.
«А что поделывает орел наш, дон Рэба», – вспомнил он про особиста. И вовремя. Лейтенант, лежа на полу и потирая одной рукой ушибленную скулу, другой уже тащил из кобуры свою штатную «тэтэшку». «Ну, это уже совсем не по-джентльменски – с пистолетом против стула!» – решил Андрей, прыгая на Никифорова. Придавив ему горло ножкой многострадального стула, а коленом – руку с пистолетом, он отобрал выпавший ствол и отпрыгнул в сторону, отбрасывая ставший уже ненужным стул. Передернув затвор, Воронов бросил судорожно откашливающемуся особисту: «Будешь еще буянить – пристрелю!», и пошел собирать «мосинки». Сложив их у окна, он выглянул в коридор. Коридор был пуст. Плотно затворив дверь, Андрей осмотрел поле недавней битвы. Разгром был полный: Прокопенко, прислонившись к стене, выплевывал окровавленные осколки зубов, Самохин вообще старательно изображал из себя труп. Никифоров продолжал откашливаться. Воронов подошел к занавешенному окну и, отодвинув штору, увидел пустой плац. «Это хорошо, что окно сюда выходит. Если приедет Рычагов, я об этом узнаю».