И вот о чем еще думаю, вспоминая Вуазена. Сегодня мы смотрим на себя, на старушку нашу Землю из Космоса и невольно понимаем, как малы земные просторы, как тесно связаны все, кто живет на этой планете, разумно ли
"делиться славой", упорствовать в схватках приоритетов?
Ведь именно на Вуазенах держались наши крылья на заре летания. Поглядите еще раз в его лицо, может быть, едва заметная улыбка усатого француза поможет вам преодолеть какие-то личные трудности, избавит от приступа "звездной болезни", как знать...
Я — за общее небо! И у меня было много, смею уверить, предшественников, на авторитет и заслуги которых я ссылаюсь сегодня.
с
каким, однако, пристальным любопытством наблюдают за мной глаза первого летчика России с этой фотографии. Снимок Михаила Никифоровича Ефимова подарила мне его племянница — Евгения Владимировна Королева. Кажется, как давно все было— Райты, Фербер, шумное щебетание зарождавшегося Парижского птичника — так обозначилось в истории авиации содружество пилотов-пионеров, возникшее под покровительством Аэроклуба Франции. И поди ж ты, меня, военного летчика образца сорок первого года, связывает с тем временем всего одно звено общей цепи!
МИХАИЛ ЕФИМОВ
Сколько же неожиданностей хранит в себе время. Свой первый самостоятельный полет Михаил Ефимов выполнил в летной школе Фармана 25 декабря 1909 года. Это произошло в знаменитом теперь Мурмелоне, колыбели многих выдающихся авиаторов начала века. А 21 января 1910 года, то есть двадцать семь дней спустя, Аэроклуб Франции торжественно вручает свой сертификат №31, по-нашему — пилотское свидетельство, представителю России, ее летчику № 1!
Тут стоит особо отметить: выполняя свой самостоятельный полет в декабре 1909 года, Ефимов продержался в воздухе 45 минут. По тем временам для новичка, первораз-ника это было колоссально много. И не зря он получил в этот день прозвище Мсье Карашо. Так сам Фарман оценил своего ученика.
"Аэроплан был сначала осмотрен и опробован самим
Фарманом, — повествует Ефимов, — сделавшим на нем путь в три версты. Я не верил, что совершу в этот день самостоятельный полет. Но мой учитель верил и вдруг после пробы сказал мне: "Садитесь!" Я сел на аэроплан, поджидая, что вместе со мной по-прежнему сядет Фарман. Но он отскочил от аппарата в сторону, дал знак окружающим посторониться... Я заволновался, но в тот же момент сосредоточился, схватился за рукоятку руля и поднял левую руку, давая этим сигнал освободить аэроплан.
 |
|
Михаил Ефимов |
Сделав разбег в 30 метров, я взмыл вверх на высоту десяти метров. В первые минуты меня смущали быстрые движения аэроплана, летевшего со скоростью 70 верст в час. На первом кругу я еще не успел освоиться с аппаратом и старался, главным образом, сохранять равновесие. Но через несколько минут я уже вполне ориентировался и продолжал затем лететь с уверенностью. И так я пробыл в воздухе сорок пять минут. Мотор прекрасно работал, но было
очень холодно .
Странное впечатление производит этот текст: он, несомненно, искренний, а вместе с тем звучит как-то не по-авиационному, будто написан человеком, к летной среде причастным лишь косвенно... И только постепенно доходит— время! Время изменило лексику летающего народа, сегодняшние пилотяги говорят хоть и похоже, но совсем иначе. Время, время...
5 февраля 1910 года, спустя две недели после официального признания летчиком, Ефимов вместе с Фарманом и Ван-ден-Бором приглашается провести приемные испытания новых аэропланов, заказанных военным министерством Франции. Чувствуете, как стремительно разворачиваются события, как наполняется его жизнь — испытатель! Уже. Это же фантастика!
Не стану пересказывать биографию Ефимова. Тех, кого заинтересует судьба Михаила Ефимова и его братьев -летчиков Владимира и Тимофея — снова братья! — отсылаю к обстоятельной книге "Соперники орлов" Е.В.Королевой и В.А Рудника, переизданной, если не ошибаюсь, раза четыре. Но один документ я должен привести непременно.
В свое время одесский Аэроклуб получил такую телеграмму из Франции:
"Нужда с детства мучила меня. Приехал во Францию. Мне было тяжело и больно: у меня не было ни единого франка. Я терпел, думал: полечу — оценят. Прошу Ксидиа-са дать больному отцу 50 рублей, дает 25. Оборвался, прошу аванс 200 рублей, дает 200 франков. Без денег умер отец, и без денег я поставил мировой рекорд с пассажиром. Эм-брос говорит: ждите награды! Кто оценит у нас искусство? Здесь за меня милые ученики заплатили 1000 франков, спасибо им. Фарман дал 500 франков. Больно и стыдно мне, первому русскому авиатору. Получил предложение в Аргентину. Собираюсь ехать. Заработаю — все уплачу Ксидиасу... Если контракт не будет уничтожен, не скоро увижу Россию. Прошу извинить меня,— Ефимов"