И конечно, Петру Николаевичу была обидна такая несправедливость, тем более что в жизни он существовал неизбалованным, начальство не жаловало его ни вниманием, ни тем более любовью.
30 мая 1914 года Адольф Целестин Пегу оказался в Москве. В этот день в большой аудитории Политехнического музея состоялась публичная лекция, устроенная Московским обществом воздухоплавания. По этому поводу газеты писали так: на лекции встретились известный теоретик воздухоплавания профессор Н.Е.Жуковский, король "мертвых петель" Пегу и Колумб "мертвых петель" штабс-капитан Нестеров. Что же крылось за этим странным титулованием? Если отбросить эмоции, все выглядело более чем просто — "Король" получил от Блерио специально оборудованный самолет, снабженный безпоплавковым карбюратором, и крутил по десятку петель подряд, не выключая мотора, а "Колумбу" высочайшее начальство запретило "баловаться"...
Далее следую дословно за историком:
"Появление на трибуне летчика в вязаном авиаторском костюме и шлеме на голове вызвало гром аплодисментов. Пегу познакомил слушателей с краткой своей биографией и рассказал, как у него зародилась идея "мертвой петли". Французский летчик отметил, что он долго не решался описать "мертвую петлю" и только после того, как узнал, что Нестеров осуществил ее, последовал его примеру. С галантностью истинного француза Пегу закончил свое сообщение благодарностью Московскому обществу воздухоплавания за предоставление ему возможности совершить полеты в столь милой и дорогой ему Москве.
Появление на трибуне П.Н.Нестерова было встречено бурной овацией. От души аплодировал и Пегу... Нестеров и Пегу расцеловались..."
Тот памятный вечер, как свидетельствует сам Нестеров в письме к жене, они с Пегу закончили в шикарном ресторане — у Яра, где были приняты по всем правилам отечественного гостеприимства.
Все хорошо, что хорошо кончается?
Так, очевидно, особенно если не придавать слишком большого значения приоритетам и авторитетам. Мне же просто по-человечески приятно сознавать — авиацию ставили на крыло, поднимали до уровня высокого искусства в своем подавляющем большинстве исключительно порядочные люди.
Много лет тому назад я посетил в Нижнем Новгороде Маргариту Петровну Нестерову, дочку Петра Николаевича. Она была в ту пору уже на пенсии. Милая старушка с удовольствием рассказывала о театральной сцене, которой она отдала жизнь, старалась поделиться своими детскими воспоминаниями об отце. И вот ведь какая неожиданность— в крохотной однокомнатной квартирке тесно, что называется, плечом к плечу, висели прекрасные пейзажи тончайшей работы. И Маргарита Петровна невзначай заметила:
— Папа любил рисовать...
— Господи, — подумал я в тот момент, — кому дано, тому дано".
Адольф Целестин Пегу погиб в двадцать шесть лет.
Петр Николаевич Нестеров пожертвовал собой — в двадцать семь.
— Мальчики, — говорю я сегодняшний, — наши вечно юные, благородные, отважные мальчики. Что делать, что делать? Небо наше оплачено дорогой ценой.
с
начала я расскажу о симпатичном седом месье, что так славно улыбается долговязому парню. Месье — Луи Блерио, тот самый, что начинал европейскую авиацию в первый год нового века, что в 1907-ом пролетел 186 метров, а годом позже покрыл расстояние в 14 километров за 11 минут. Это тот самый Блерио, что 25 июля 1909 года перелетел Ла-Манш на своем аппарате № 11 с трехцилиндровым мотором в 25 лошадиных сил и выиграл приз газеты "Дейли Мейл". Он стал первым авиатором на свете, отмеченным орденом Почетного легиона и обладателем пилотского свидетельства Франции № 1.
ЛУИ БЛЕРИО
О своем знаменитом перелете в Англию сам Блерио рассказывал так: "Прошло десять минут. Пролетел над миноносцем (английским кораблем, стоявшим на якоре в проливе). Повернул голову, чтобы посмотреть, правильно ли держу направление, и оторопел. Не увидел ни миноносца, ни Англии, ни Франции. Я был один. Я вообще ничего не мог рассмотреть. Странное состояние — висеть в полном одиночестве над самой серединой пролива без направления, без компаса. Я боялся шелохнуться. Мои руки и ноги свободно лежали на рычагах управления. Я пустил машину наугад — будь что будет, пусть летит куда хочет. Так продолжалось десять минут: машина не падала, не подпрыгивала, не меняла направления. Спустя двадцать минут, как я покинул французский берег, вдруг показались Дуврские скалы, из тумана выплыла крепость, и дальше к западу я увидел место, где намеревался приземлиться. Было ясно, что ветер сбил меня с курса. Значит, надо снова браться за рули".