На карте земного шара есть теперь Земля Марии Бэрд, на антарктическом материке постоянно действует на-учно-исследовательская станция Бэрд. Это вот существенно. Это надолго, навсегда. Это свидетельство: Бэрд не зря жил, рисковал, летал, мыслил, писал книги.
Все, кто лично встречался с Бэрдом, свидетельствуют— он был доброжелательным и остроумным. Человеку такого масштаба и популярности приходилось постоянно
давать интервью, отвечать на самые неожиданные вопросы. Как-то Бэрда спросили: что или кто способствует его неизменным удачам? Он не назвал мифологического воителя, не вспомнил никого из героев древности, а сказал: "Мною предводительствует Жюль Верн". Возможно ли не симпатизировать человеку, следующему к цели под знаменем Жюля Верна — фантаста, романтика, неутомимого выдумщика?
Среди летающих женщин, о которых я впервые узнал еще в юности, мне особенно запомнилось имя Эмилии Эрхарт, пилота чрезвычайно популярного в Америке. Впервые она во всеуслышание заявила о себе летом двадцать восьмого года, когда на трехмоторном "Фоккере" вместе с пилотом Вольмером Штульцем пересекла в беспосадочном перелете Северную Атлантику. Женщина над океаном — она была первая — в те годы это звучало вызывающе, неожиданно, интригующе.
20 — 21 мая 1932 года Эрхарт вновь перелетает Атлантический океан, на этот раз в гордом одиночестве, на самолете "Вега" фирмы "Локхид". Проходят всего три месяца, и снова на "Локхиде" она пересекает Соединенные Штаты: Нью-Йорк — Лос-Анджелес.
ЭМИЛИЯ
ЭРХАРТ
Откровенно говоря, я не поклонник женского увлечения авиацией, мне никогда не казалось, что рекордные полеты, затяжные прыжки с парашютом — лучшее средство для утверждения женского равноправия. Может быть, кто-то и сочтет меня старомодным, но все равно скажу: женщина-пилот — исключение из правила. Счастливое или нет — судить не берусь, а вот что это аномалия, утверждаю. Лично у меня летающие дамы всегда вызывали в первую очередь сочувствие...
Вглядываясь в миловидное лицо Эмилии Эрхарт, стараюсь вообразить, как эта хрупкая женщина смогла найти в себе силы, чтобы просидеть не разгибаясь восемнадцать с лишним часов в тесной кабине, пилотируя свой самолет на
маршруте Гавайи — Калифорния?
Что вело ее — честолюбие, корысть, жажда славы? Не похоже. И вот почему: когда Чкалов прилетел в США, перемахнув со своим экипажем через Северный полюс и понаделав невиданного шуму в Америке, он невольно основательно навредил Эрхарт, вытеснив сообщения о ее первой в истории женской "кругосветке" с первых полос падких на сенсацию газет. А Эрхарт уже начала свой путь на красавице "Электре", и американцы насторожились. И вот такой
 |
|
Эмилия Эрхарт |
пассаж неожиданный получился — Чкалов! Тем не менее Эрхарт прислала телеграмму с приветом русским коллегам, совершившим беспримерный перелет, она желала им здоровья, счастья, всего самого доброго и выражала надежду, завершив свой маршрут, лично обнять героев.
Не обняла.
Взяв курс на Тихий океан в очередном этапе своего стремительного маршрута, она никуда, никогда не прибыла.
Говорят: риск — благородное дело. Пожалуй, это
слишком универсально сказано. Риск бывает всякий — и благородный, и разумный, и, что называется, по пьяной лавочке. Все не просто, все не в одну краску. Одно не вызывает у меня сомнения — риск придает специфический вкус жизни, прибавляет аппетита, это как перец в еде, — когда в разумной пропорции, замечательно, а ежели с перебором — не проглотить.
Эмилия Эрхарт была рисковой женщиной и настоящим пилотом. За это ей и память, и слава, и уважение.
Наверное, я не ошибусь, если скажу: в довоенные годы самым популярным летчиком в стране, личностью, при жизни возведенной в ранг легендарного героя, был Чкалов. Все мое поколение летчиков, начинавших летать в конце тридцатых годов, было рекрутировано в авиацию не без его влияния. Мало кто мог себе позволить сказать: буду как Чкалов. Но тайно об этом мечтало большинство мальчишек. Преданность кумиру моих мальчишеских лет я сохранил и поэтому, когда пришло время, взялся написать о Чкалове.
"Бессмертный флагман" — маленькая книжечка, посвященная памяти Валерия Павловича — вышла в конце семьдесят четвертого года, и сразу я стал получать читательские письма. Это очень характерные, весьма заинтересованные, порой трогательные послания. Кто-то рассказывал о своих встречах с Чкаловым и горько пенял автору, что он, то есть я, "не использовал уникальнейший материал, сохранившийся в памяти со времени подготовки исторического перелета Москва — Петропавловск-на-Камчатке — остров Удд". Речь шла, заметьте, о материале, которым располагал сам автор письма. Кто-то уточнял малюсенький факт из биографии Чкалова, так сказать, дорисовывал отдельную черточку и настоятельно просил внести соответствующую поправку при повторном издании книжечки. Очень многие, особенно ребята-следопыты, настойчиво требовали сообщить им адреса родных и близких Валерия Павловича, "так как раздобыть хоть какие-то фотографии нашего прослав-