– Я в-в-все отд-д-дам, – заикалась она.
– Ты уже достала слайм из упаковки, Эми. Ты не можешь его вернуть.
Я услышала голос Евы, но он звучал иначе, более молодо и немного гнусаво.
Я вижу воспоминания подруги об одной из миссий…
– Н-н-но у нее было та-а-ак много п-подарков.
– И они все принадлежали ей. Не тебе. Так что напиши письмо, и мы отдадим его ей вместе.
– Она расскажет всем в шк-коле.
– Тебе стоило подумать об этом раньше. – Когда маленькая девочка потерла свои глаза, Ева раздраженно вздохнула. – Ну же. Я не могу ждать весь день.
Картинка сменилась, передо мной возник шумный коридор начальной школы. Я наблюдала за тем, как Эми несла письмо другой девочке ее возраста. Лист помялся в руках. Передав письмо, Эми сжала кулаки и убежала. Я бросилась следом. Или, вернее, Ева бросилась. Мы нашли девочку запертой в туалетной кабинке.
– Больше не воруй, хорошо? Или мне придется вернуться. Ты же этого не хочешь, верно?
– Н-нет. Я больше никогда не буду воровать.
– Хорошая девочка.
Серые с потрескавшейся краской стены туалета исчезли.
– Ева! – ахнула я, как только подняла руку с ее рассыпающегося пера.
– Что?
Я указала головой на сверкающую пыль.
– Ты потеряла перо.
Ева смотрела на клубящуюся пыль, пока та не исчезла.
– Так и есть.
– Как? Почему?
Подруга взглянула на меня.
– Я впервые хочу что-то, что может никогда не стать моим.
Вина сковала мое сердце. Я не хотела потерять подругу из-за мужчины: неважно, серафима или нет.
– Никогда не думала, что зависть – это грех, – вырвалось у меня.
– Это потому что ты никогда на самом деле не завидовала.
Мне всегда не нравился оранжевый оттенок моих волос, и я завидовала изящной фигуре Евы. Разве наши чувства не были похожи?
Глава 5
Покинув Зал Оценки, я не стала возвращаться на праздник, чтобы выпить немного Ангельских Пузырьков, – не было настроя веселиться. Если уж на то пошло, при мысли о предстоящей миссии мне становилось дурно. Чувствуя мое беспокойство, Ева проводила меня в нашу спальню и помогла сложить одежду на три дня во вместительную сумку.
– А кто именно тебе рассказал о нем?
Скрученный кожаный ремень развернулся в руках Евы.
– Почему ты спрашиваешь?
– Я надеялась узнать, почему они не преуспели.
Ева снова скрутила ремень и убрала его в мою сумку.
– Они сказали, что Джаред Адлер был грубым и невоспитанным.
Я нахмурилась.
– Поначалу почти все они такие. Можешь все же сказать, от кого ты о нем узнала?
Подруга отрицательно покачала головой.
– Прости, но я не хочу предавать чужое доверие. Никто не хочет выставлять напоказ свои неудачи.
Я села на кровать рядом с моей переполненной сумкой.
– Я сошла с ума? Чувствую себя сумасшедшей.
Ева опустилась рядом и обняла меня за плечи.
– Ты амбициозная, а не сумасшедшая.
Я прижалась щекой к плечу подруги.
– Не возносись, пока я не вернусь, хорошо?
– Мне не хватает тринадцати – то есть четырнадцати – перьев, – сказала Ева. – Я буду тут еще какое-то время.
– Но ты так хороша в работе. Ты заработаешь недостающие перья еще до конца недели.
– Вряд ли. – Минуту мы хранили молчание, затем она сказала: – Но если вдруг я и правда закончу свои крылья до твоего возвращения, то обещаю остановиться в Городе Огней, прежде чем вознесусь.
– Или ты можешь тоже взяться за французского грешника?
– Или так.
Я глубоко вдохнула запах нероли[7], которым неизменно благоухала Ева с того момента, как открыла для себя человеческие духи.
– Тройка… – шепотом произнесла я, так как все еще не верила в происходящее.
Спустя минуту Ева сказала:
– Что бы ни случилось, помни, что я тебя люблю, хорошо?
Что бы ни случилось?
– Имеешь в виду, если превзойдешь меня?
Подруга напряглась.
– Ага.
Скорее всего, так и будет. Я тихонько помолилась Элизиуму о том, чтобы Джаред шел на сотрудничество. Или хотя бы не был слишком груб.
– Тебе пора идти, – сказала Ева, поднимаясь.
Постаравшись набраться побольше храбрости, я взяла сумку и встала. Я переоделась в фиолетовое платье, которое скрывало мои формы. Вне гильдий я чувствовала себя нормальной, но стоило оказаться в кварцевых стенах, и мое тело казалось слишком тяжелым, грудь – большой, бедра – широкими, а живот – мягким.
– Ничего не изменится, – пробормотала я.