— Боже мой, — прошептала Фрэн. Руку она положила мне на колено.
— Чертовщина какая-то, — снова повторил я.
Больше тут сказать было нечего.
Птица опять издала все тот же странный, похожий на плач крик: «Мо-о-ау!». Если б я такое вдруг услышал ночью, решил бы, что кто-то умирает, или что-то такое творится, какая-то жуть.
Входная дверь открылась, и на веранду вышел Бад. Он застегивал рубашку. Волосы у него были мокрые. Похоже, он только что вылез из душа.
— Да заткнись ты, Джоуи! — прикрикнул он на павлина. Потом хлопнул в ладоши, и птица немного попятилась. — Хватит уже. Вот так-то, заткнись. Заткнись, тварь паршивая!
Бад спустился по ступенькам. По дороге к машине заправил рубашку в штаны. Одет он был так, как одевался на работе — в джинсы и хлопковую рубаху. Я же напялил летние брюки и тенниску. Хорошие туфли. Увидев в чем Бад, я разозлился на себя — и чего вырядился...
— Молодцы, что все-таки выбрались к нам, — сказал Бад, подходя к машине. — Давайте, входите.
— Бад, привет, — сказал я.
Мы с Фрэн вылезли из машины. Павлин немножко отошел и стоял, наклоняя свою противную башку то в одну, то в другую сторону. Мы старались не подходить к нему слишком близко.
—Ну как, сразу нас нашли? — спросил у меня Бад. Он не смотрел на Фрэн. Ждал, когда я их познакомлю.
— Карту ты нам дал толковую, — сказал я. — Да, Бад, это Фрэн. Фрэн, Бад. Она о тебе наслышана.
Бад рассмеялся и протянул ей руку. Фрэн была его выше. Бад смотрел на нее снизу вверх.
— Он о тебе часто говорит, — сказала Фрэн, отнимая у него руку. — Бад то, Бад сё. Если о ком с работы и поминает, так только о тебе. Мне кажется, что я тебя уже давно знаю.
Она не выпускала из виду павлина. Тот подобрался ближе к веранде.
— Так мы ж с ним друзья, — ответил Бад. — Еще б ему обо мне не говорить.
Сказав это, Бад ухмыльнулся и ткнул меня кулаком.
Фрэн так и держала свой каравай. Она не знала, что с ним делать. Протянула Баду.
— Вот, мы вам привезли.
Бад взял каравай. Повертел так и сяк, осмотрел, будто впервые в жизни видел буханку хлеба.
— Вот спасибо, — сказал он. Поднес каравай к лицу и понюхал.
— Фрэн сама пекла, — объяснил я.
Бад кивнул.
— Пошли в дом, познакомлю вас с женой и матерью.
Он, ясное дело, имел в виду Оллу. Какая тут еще могла быть мать, кроме нее. Бад мне говорил, что его мамаша давно померла, а папаша отвалил, когда Бад был еще парнишкой.
Павлин был тут как тут — семенил перед нами, а когда Бад открыл дверь, взгромоздился на крыльцо. И все пытался проскочить в дом.
— Джоуи, дрянь ты такая, — сказал Бад и хорошенько врезал ему по башке. Павлин отскочил и встряхнулся. Перья у него в хвосте погромыхивали, когда он встряхивался. Бад сделал вид, что хочет его пнуть, и павлин отскочил еще дальше. Тогда Бад приоткрыл дверь, чтобы мы смогли пройти.
— Она пускает этого паршивца в дом. Скоро его усадят за стол и уложат в кровать. Чертова птица.
Фрэн остановилась на пороге. Посмотрела на кукурузное поле.
— Славный у вас домик, — заметила она. А Бад все придерживал дверь. — Правда, Джек?
— А то, — сказал я. Меня ее слова удивили.
— Это только на первый взгляд не дом, а картинка, — сказал Бад, продолжая держать дверь. Еще раз шуганул павлина. — С ним хлопот не оберешься. То одно, то другое. — Потом он добавил: — Ну, давайте, входите.
Я спросил:
— Бад, а что это там за шутковины растут?
— Да помидоры! — ответил Бад.
— Тоже мне фермер, — сказала мне Фрэн и покачала головой.
Бад рассмеялся. Мы вошли в дом. В гостиной нас ждала маленькая пухленькая женщина с пучком на голове. Руки были спрятаны под завернувшийся край передника. Щеки ее пылали. Я поначалу решил, что она запыхалась или рассердилась. Она глянула на меня, а потом стала разглядывать Фрэн. Без всякой враждебности, так, с интересом. Она смотрела на Фрэн и была все такая же красная.
Бад сказал:
— Олла, это Фрэн. А это мой друг Джек. Ну, про Джека-то ты знаешь. А, это Олла, ребята.
Он передал Олле каравай.
— Что это? — спросила Олла. — А, хлеб, домашний. Вот спасибо. Садитесь куда хотите. Располагайтесь. Бад, давай, спроси, что они будут пить. Мне надо посмотреть, что там на кухне.
Она ушла, захватив с собой хлеб.
— Садитесь, — предложил Бад.
Мы с Фрэн примостились на диване. Я полез за сигаретами.
— Вот пепельница. — Бад снял с телевизора какую-то тяжеленную штуковину. — На, держи, — сказал он и поставил штуковину передо мной на столик. Это была такая стеклянная пепельница, сделанная в форме лебедя. Я зажег сигарету и бросил спичку в дырку у лебедя в спине. Из лебедя выполз завиток дыма.
Был включен цветной телевизор, и мы немножко посмотрели. На экране по кольцу с ревом мчались машины, — обычные модели, переделанные для гонок. Комментатор вещал мрачным голосом. Но чувствовалось, что он приберегает что-то очень захватывающее на потом.
— Мы пока дожидаемся официального подтверждения, — сказал комментатор.
— Будете это смотреть? — спросил Бад. Сам он так и не сел.
Я сказал, что мне без разницы. Так оно и было. Фрэн пожала плечами. Будто хотела сказать: а мне-то что? В смысле: день все равно угроблен.
— Им осталось кругов двадцать, — сказал Бад. — Скоро закончится. Чуть раньше у них была такая свалка. Штук пять машин в кучу. Некоторые водители травму получили. Насколько все серьезно, пока не сказали.
— Не выключай, — сказал я. — Давай посмотрим.
— Может, какая-нибудь из этих чертовых железок взорвется прямо у нас на глазах, — сказала Фрэн. — Или, врежется в прилавок и размажет по нему продавца этих кошмарных сосисок в тесте.
Она пропустила между пальцами прядку волос и уставилась на экран.
Бад посмотрел на Фрэн, — не понимая, шутит она или нет.
— Что тут творилось, ну, свалка, такая, просто ой-ой-ой. Сперва одно, потом дальше пошло-поехало по цепочке. Машины, детали, люди так и летели во все стороны. Ну, чего вам налить? Есть эль, есть виски, бутылка «Олд кроу».
— А ты что будешь? — спросил я Бада.
— Эль, -—ответил он. — Холодненький, самое то.
— Мне тоже эля, — сказал я.
— А мне, пожалуй, «Олд кроу», с водой, — сказала Фрэн. — Если можно, в стакане. Со льдом. Спасибо, Бад.
— Запросто, — сказал Бад. Глянул на экран и пошел на кухню.
Фрэн толкнула меня в бок и кивнула в сторону телевизора.
— Смотри, что там наверху, — прошептала она. — Ты тоже видишь?
Я посмотрел, куда и она. Там была узкая красная вазочка, в которую кто-то засунул несколько маргариток. Рядом с вазочкой, на салфетке, стоял старый гипсовый слепок с чьих-то зубов, кривых и неровных до невозможности. Губ на этой жуткой штуковине не было, челюстей тоже, только гипсовые зубы, воткнутые в какую-то подставку, напоминавшую желтые десны.
Тут вернулась Олла с банкой ореховой смеси и бутылкой шипучки. Фартук она сняла. Орехи поставила на столик, рядом с лебедем.
— Угощайтесь, — сказала она. — Бад сейчас принесет выпить.
Когда она заговорила, лицо у нее опять стало красным. Она села в старое бамбуковое кресло-качалку и начала покачиваться. Отпила шипучки и посмотрела на экран. Пришел Бад с деревянным под-носиком, на котором стояли стакан с виски для Фрэн и бутылка эля для меня. Была еще одна бутылка, для него.
— Тебе стакан дать? — спросил он.
Я покачал головой. Он хлопнул меня по колену и повернулся к Фрэн.
Она взяла, у Бада. стакан и сказала «спасибо». Взгляд ее снова приклеился к гипсовым зубам. Бад заметил, куда она смотрит. Визжали машины на кольце. Я взял свой стакан и сосредоточился на экране. Очень мне нужны эти зубы.
— Это как выглядели у Оллы зубы, пока ей не надели брекеты, — пояснил Бад. — Я к ним привык. Но, наверное, смотреть на это противно. Понятия не имею, какого черта она их там держит.