Примерно через год после исчезновения Ледера — возможно, однако, что лишь я один обратил внимание на это совпадение, — Багира сняла эмалевую табличку с двери своего дома, завила себе волосы, покрасила их в платиновый цвет и устроилась на работу в ресторан Фефермана на улице Яффо. Выглядела она теперь как актриса немого кино, и дети, проходившие задними дворами домов Валеро[432], заглядывали в выходившие туда окна ресторана, любовались на густые кудри Багиры (она смотрелась в кухонном чаду настоящей колдуньей) и пели ей серенаду про Чарли Чаплина, поджидающего ее у кинотеатра «Эдисон». Хозяину ресторана приходилось прогонять их оттуда — когда крепким словом, а когда и ведром воды.
В облаке дешевого парфюма, с шеей, раскрасневшейся от долгого сидения под аппаратом для сушки волос, Багира появилась у нас дома, чтобы скрасить мне одиночество в день свадьбы моего двоюродного брата.
— Красота, все уже уехали! — обрадовалась она царившей у нас тишине.
Сняв каракулевую шубу и сбросив с ног туфли на тонких высоких каблуках, Багира подошла к моей постели.
— Какой ты бедненький, лапочка. Можно мне посмотреть твой красный животик?
С этими словами гостья приподняла край одеяла, желая проверить, остались ли на моем теле следы краснухи.
— А теперь маленький поцелуйчик.
У меня побежали мурашки по коже от короткого бархатного прикосновения ее теплых крашеных губ.
Сумочка у Багиры была из змеиной кожи, в тон таким же туфлям. Вытащив из нее колоду карт, гостья спросила, умею ли я играть в ремик. Получив утвердительный ответ, она сдала карты и положила оставшуюся стопку рубашкой вверх на одеяло. После этого Багира уселась передо мной, раздвинула ноги и положила свои ступни на кровать. Пальцы ее ног шевелились, словно они жили своей самостоятельной жизнью, их покрытые алым лаком ногти пылали сквозь прозрачные шелковые чулки.
— У тебя есть подружка? — как бы невзначай спросила Багира, разглядывая свои развернутые веером карты. Ее теплые ступни мягко коснулись под одеялом моей ноги и стали медленно гладить ее. — Играй уже, чего ты дожидаешься?
Багира торопила меня с деланым раздражением, а пальцы ее ног тем временем терлись о мои чресла. Во рту у меня пересохло, в висках билась кровь, перед глазами бесцельно смешались черные пики и красные червы.
— Мой сладкий, — хрипло проворковала Багира, ныряя под одеяло. — Давай-ка посмотрим, что случилось с нашим миленьким джокером, не запропастился ли он куда-нибудь.
Карты посыпались на пол.
Позже, когда мы сидели в кухне за ужином, который мать заботливо оставила нам в холодильнике, Багира откровенно поведала мне горестную историю своих отношений с Ледером.
— Я безумно боялась голода, — сказала она, сдирая красную фольгу с вафли в шоколаде. — А он не мог сдвинуть свою задницу с места, чтобы честно заработать себе на пропитание.
— Он работал сборщиком пожертвований для школы слепых, — возразил я.
Багира, усмехнувшись, ответила, что Ледер даже и часа в день не работал.
— И вообще, откуда ты взял, что он собирал пожертвования для школы слепых?
По ее словам, Ледер коварно присваивал даже те небольшие деньги, которые ему удавалось собрать в помощь несчастным детям.
— Все его безумства я сносила безропотно, — сказала она, протягивая мне надкушенную вафлю. — Пошила форму для его идиотской армии, этот френч и зеленые штаны, да еще и ткань на свои деньги купила. Одолжила ему свой запасной манекен, а он мне, между прочим, иногда бывал нужен. И что же? Ледер мне его потом так и не вернул, сколько я ни просила. Ах, да что там… Трусы его грязные стирала, по два-три раза в неделю готовила ему белковую вегетарианскую пищу, чтобы он грешным делом не ослабел. Ну и в том, что мужчины любят больше всего, ему не отказывала. Хотя отменным стрелком он, конечно, не был.
Багира поправила на себе халат моей матери и взглянула на меня, желая удостовериться, что я понял ее слова.