— Учитель наш, иди скорее сюда! — обратился к Лейбовичу с задней скамьи солдат, говоривший с заметным персидским акцентом. — Тут рядом со мной Моше сидит, у него мертвец между ног болтается.
Грянувший смех развеял повисшее в воздухе напряжение, пассажиры вернулись к своим громким бессодержательным разговорам, а некоторые стали кидать друг в друга цветастыми шерстяными шапками, ставшими в ту пору для резервистов неофициальным отличительным знаком. Но когда двинувшаяся в путь колонна нырнула в раннюю тьму пустыни, разговоры быстро утихли, почти все пассажиры уснули. Автобус трясло на дороге, асфальтовое покрытие которой во многих местах пересекали песчаные дюны, а затем, по мере нашего продвижения в глубь Синайского полуострова, на ней стали все чаще появляться следы недавних египетских бомбардировок. На крутых поворотах фары ненадолго освещали обочину, и в их плоских лучах можно было разглядеть сброшенную гусеничную ленту, сиротливо покоившуюся на песке танковую башню, груду снарядных ящиков и уже наполовину занесенные песком остовы сгоревших машин.
В «Тасу» мы приехали поздней ночью. Заспанный сержант военного раввината вышел, застегивая штаны, из комнаты, надпись на которой свидетельствовала, что она принадлежит девушке-сержанту, ведающей вопросами социальной помощи военнослужащим. Он провел нас к заброшенного вида бараку у самого края лагеря и сказал, что там уже спят двое из похоронной команды. Эти прибыли из «Рефидим»[439], а завтра, добавил сержант, должна, с Божьей помощью, подоспеть машина из «Нахшона» — так была названа база, созданная недавно в Файеде, на западном берегу Большого Горького озера, — с которой мы и отправимся в Африку.
В помещении стоял запах мужского сна, давно не стиранного белья и ружейного масла. Лейбович, включив фонарик, стал устраивать себе постель. В углу, у перегородки из прессованной стружки, я разглядел наших завтрашних спутников. Свернувшись в спальных мешках, поверх которых были наброшены армейские одеяла, они спали на голом бетонном полу. Лейбович вышел на улицу помолиться маарив, вернулся через четверть часа и вскоре заснул, а я опять пролежал без сна почти до рассвета, как было со мной во все ночи, проведенные вблизи быстро растущего кладбища у кибуца Беэри. Прислушиваясь к монотонному стуку маленького электрогенератора, я смотрел через забранное сеткой окно на ясное, замершее южное небо и силился угадать невидимое движение планет. Около полуночи генератор внезапно умолк, в комнате воцарилась тишина, которую изредка нарушали шум далекого истребителя, обозначавшего в небе свой одинокий маршрут проблеском красных и зеленых огней, и кашель моих соседей, звучавший, когда кто-то из них переворачивался во сне.
Вскоре после того, как фосфоресцирующие стрелки часов показали два, из угла раздался голос говорившего во сне человека — голос ребенка, зовущего свою мать. Мысль о том, что я уже слышал этот голос однажды, заставила меня вздрогнуть. Когда и где это было? Не в тот ли далекий, почти стершийся из моей памяти полдень, когда мы с матерью, застигнутые на улице внезапным обстрелом, нашли убежище в квартире Рахлевских и лежали там на полу, прислушиваясь к разрывам снарядов, а рядом с нами прятался под кроватью Хаим? Крупные южные звезды заплясали у меня перед глазами, как пьяные, и я заставил себя отогнать догадку, причиной которой, так я насмешливо себе говорил, стала моя накопившаяся усталость.
На рассвете мы проснулись от крика и все разом высунулись из-под своих одеял. Тот, чей голос я слышал ночью, бился в углу в своем спальном мешке, пытаясь вырваться из акрилового савана. Лежавший неподалеку Лейбович встряхнул парня и погладил его голову. Тот открыл глаза и обвел испуганным, смущенным взглядом лица незнакомых ему людей, а потом снова откинул голову на служившее ему подушкой сложенное одеяло. Лейбович достал из своего мешка бутылку «777», протянул ее парню и посоветовал ему сполоснуть лицо коньяком. Встретив недоуменный взгляд, бородач продемонстрировал, как это делается, внешне уподобившись выбравшемуся из лесной чащи сатиру.
— Сны пустое рассказывают[440], — успокоил его Лейбович. — Вот помолимся и сделаем тебе исправление сна[441].
439
Библейский топоним, использовавшийся как название израильской авиабазы, находившейся в районе Бир-Гафгафа в центральной части Синая в 1967–1980 гг.
440
Зхарья (Захария), 10:2. Полностью этот стих звучит так: «Ибо терафимы вещали тщетное, и чародеи видели ложь, и сны пустое рассказывают, суетой утешают, поэтому бродят они, как овцы; кричат, не имея пастыря».