— Зачот, — высветилось ниже. — Ей идёт. Надеюсь, старушке понравилось?
— Неа, — безжалостно ответила Осения. — Сказала, что даже как половая тряпка платье — так себе.
Камилла молчала. Витэль — тоже. Его реакция-ржака появилась было, но сразу исчезла.
— Ауф, — ответил незнакомый Осени собеседник. — Ору.
— Хорошо, когда у тебя есть деньги, — проворчала девочка, встав с кровати, — и плохо, когда их у тебя нет.
— Хорошо, когда у тебя есть я, — возразил Отражение.
— А что дальше?
— Завтра ты пойдёшь в школу. В новых шмотках.
— Поеду? На такси?
— В автобусе. Трамвае. Троллейбусе, на чём ты там обычно добираешься.
— Пешком иду. Тут минут двадцать.
— Значит, пешочком.
— Но… а…
Отражение ухмыльнулся.
— Просто слушайся меня, девочка. В школе карточку не используй. Даже в школьной столовой. И никому про неё не рассказывай.
— Хорошо…
— Осень, ты там с кем разговариваешь? — дверь приоткрылась и в комнату заглянула мать.
Как всегда усталая. У Осении не было друзей, но те, кого мама упорно ими звала, за глаза дразнили Нелли Петровну старухой. Осень знала, что была поздним ребёнком, и отчаянно стыдилась не только того, что они бедны, но и того, что мать так уродливо стара.
— Книжку читаю. На телефоне.
— Алиса не приходила?
— Нет.
— А звонила?
— Нет.
Мать вздохнула и прикрыла дверь. У неё была отдельная комната. Вообще, Арсеньевы владели двумя из шести комнат старинной коммуналки. Ещё в двух жили старушки — вредная Людмила Прокофьевна и её сестра-алкоголичка баба Паша. У Людмилы Прокофьевны где-то в Москве жида дочь, и где-то в заключении — сын. Третью комнату снимала семья то ли узбеков, то ли таджиков — Осень не знала. А в четвёртой жили Анжелика Михайловна и Сергей Николаевич. Анжелика Михайловна всегда улыбалась и была со всеми ласкова, вот только Осения боялась её до дрожи и не выходила на кухню, если соседка там готовила.
Запиликал телефон. Доставка.
Осень вскочила и выскользнула в коридор. Вечерело. Девочка прокралась и раскрыла старую, убитую дверь. Высокий молодой человек в фирменной куртке протянул коробку.
— Распишитесь.
У него был тухлый, безразличный взгляд человека, замордованного жизнью. Осень расписалась. Хорошо, что на этаже разбили лампочку и курьер не видел, что перед ним несовершеннолетняя. Девочка прижала коробку к себе так, чтобы не виден был логотип и замерла.
— Алиса? — прошептала потрясённо.
Сестра в странном средневековом платье сидела на ступеньках и, шевеля губами и хмурясь смотрела на лист из блокнота. И даже не оглянулась. Курьер побежал в низ. Осения подошла и тронула сестру плечо.
— Алиса! Ты чего?
Та посмотрела мутным взглядом и словно не сразу узнала.
— Ты ключ что ли забыла?
— Ага.
Алиса встала, отряхнулась:
— Слушай, а можно я завтра с тобой пойду в твою школу?
Осень насторожилась:
— Зачем? Тебе классуха звонила? В чате писали, что ты тебя сегодня не было в школе.
— Просто так. Хочу посмотреть.
— Посмотреть на школу, в которой работаешь? — хмыкнула Осень.
— Уже не работаю, — улыбнулась ненормальная сестра. — Неважно.
— Но ты же не пойдёшь вот в этом? Не хватало мне ещё, чтобы надо мной все из-за сестры смеялись.
— Пойду в чём скажешь. Поможешь мне подобрать одежду?
— Ты серьёзно? С чего вдруг?
— Ну… мне хочется. Ты, кстати, не знаешь, как эта задачка решается? Только не говори — сама догадаюсь. Просто: знаешь или нет?
Осень скользнула по клочку бумаги равнодушным взглядом. Дёрнула плечом:
— Понятия не имею. Мне ОГЭ сдавать. Нет времени на глупости всякие.
Алиса прошла в комнату, обернулась и посмотрела на сестру:
— Слушай, а где мы моемся?
— Ты меня ещё спроси, где у нас туалет, — хмыкнула Осень.
— И где же?
Он стоял на балконе, курил и смотрел, как солнце садится за горизонт. Герман не любил лоджии, не понимал их смысла. Склад для ненужных вещей? Парник? Холодная часть комнаты за стеной? Балкон — совсем другое дело. Небо, воздух и вид с высоты птичьего полёта.
Тёплые ладошки закрыли его глаза.
— Вера, я же просил: не делай так, — он разжал её руки, потушил сигарету в пепельнице и обернулся.
— А я просила не просить меня так не делать, — весело подмигнула та. — Да, знаю, не любишь. Ты любишь джаз, одиночество и сигареты. И холод. Пошли, я уже озябла.