Бездомный поднялся, вытер руки о штаны и пошёл прочь, подволакивая левую ногу. Затем вдруг обернулся и пристально взглянул на Осень:
— Ты хорошая девочка. Но это временно. Все девочки когда-то были хорошими.
Осень, открыв рот, смотрела вслед странному старику. А затем бросилась за ним.
— Что вы имеете ввиду?
— Нельзя подняться на гору, не поднимаясь вверх. Без борьбы можно только скатиться вниз.
— Как вы?
Он оглянулся. Прищурился.
— Как я, — кивнул. — Хочешь стать такой же? Я могу научить. Это очень просто делается.
— Не хочу, — зло выдохнула Осень. — Я такой никогда не стану!
— Все так думают.
Бомж снова пошёл вперёд.
— Ненавижу! — закричала Осень. — Вы вот говорите: без любви. А меня никто не любит! Никто! Ни мать: я только обуза для неё. Ни сестра, ни… Никто!
— А ты? — уточнил тот.
— Что — я⁈
— Ты кого-нибудь любишь?
— Любила, — буркнула Осень.
И подумала: как же это странно, что она идёт рядом с асоциальным мужиком, да ещё и пытается ему что-то доказать. Бомж покосился на спутницу, ухмыльнулся, обнажив крупные желтоватые зубы.
— Да?
В его голосе прозвучало издевательское сомнение.
— Да идите вы!
— Так я и иду.
Они снова зашагали молча, и Осень снова попыталась понять, зачем идёт рядом со странным сумасшедшим типом.
— Они все решили, что я — шлюха, — зачем-то сообщила ему и удивилась ещё сильнее.
— А ты?
— А я — нет!
— Тогда не похрен ли, кто там чего решил?
«Он дебил, — обиженно подумала девочка. — Вот только бомж меня ещё жизни не учил!». И, чтобы как-то зацепить его, грубо спросила:
— А ты почему… ну это… бездомный?
— Пить меньше надо было, — равнодушно отозвался бомж, залез в мусорку, достал металлическую банку из-под пепси, бросил её под ноги, раздавил и закинул в пакет, набитый такими же банками.
Рядом с Финляндским вокзалом парочка увидела облезлую кошку, тощую, с отвисшими сосками. Бомж тяжело вздохнул, достал из кармана половину хот-дога, вывернул из теста сосиску и бросил зверюшке. Кошка набросилась и зарычала.
— Добрый, да? — мрачно уточнила Осень.
Снова взгляд из-под лохматых бровей.
— Люблю животинок, — признался бомж. — Не всех. Убогих люблю. Калечек жалиньких. Тебя вот.
— Ну спасибо, — проворчала Осень.
— По молодости все хотят всего и сразу. А если оно не даётся, так либо в омут с головой, либо отобрать у ближнего. Глупое время — молодость. Беспокойное. Юноша бледный со взором горящим смотрит только вперёд.
— А куда ещё смотреть? Назад, что ли?
— На тех, кто рядом. Смотреть. Иногда дюже полезно. Ты жрать хочешь?
Осень пожала плечами:
— Я с помоек не ем.
— Отчего ж с помоек? Я тебе пирожок в ларьке куплю. Ну или в столовой. Ты, должно быть, всерьёз лопать хочешь. Пойдём. Знаю тут одно местечко…
И девочка пошла за ним. Отчего-то ей было безумно любопытно, что произойдёт дальше. Люди оглядывались им вслед.
Они вошли в стеклянные двери пафосного бизнес-центра с большим фонтаном-часами в просторном холле, со стеклянным куполом и удобными креслами, в которых сидели посетители. Некоторые просто болтали, другие ожесточённо стучали по клавиатуре ноутбуков. Столовая оказалась не менее пафосной, чем здание. Осень осторожно потрогала пальцем обивку кресел. Ткань словно вышита мелким цветочком. Столы тоже отсылают к эпохе барокко. А вот цены оказались вполне бюджетными.
— Суп? Плов? — деловито уточнил бомж.
— Давайте я вас сама угощу?
Она вытащила из кармана заветную карточку и вдруг покраснела. Было как-то нечестно отправить хозяина денег в речку, а потом пользоваться его кредиткой.
— Ну да, чтобы я у ребёнка его обед вымогал, — решительно отказался бомж. — Гороховый? Рассольник?
А потом они сидели за роскошным столом в роскошном месте, ели, и Осень устало размышляла на банальную тему, насколько же всё вокруг не то, чем кажется. Вот тот же рассольник: с виду дрянь дрянью, а ведь вкусно — не оторваться. «А ведь Камилла просто хочет быть первой в классе, — вдруг поняла девочка. — Всё вот это она сделала лишь для того, чтобы я забросила учёбу. Потому что в рейтинге восьмых классов первой была я, а Камилла — второй».
У соперницы были очень строгие родители — Осень знала об этом. Слышала как-то, когда Камилла ещё делала вид, что девочки внезапно подружились: «Не пойму, в кого ты такая тупая? Полин, это точно мой ребёнок?» — съязвил отец, а мать одноклассницы отозвалась из кухни не менее «остроумно»: «Не знаю. Может, в роддоме подменили?».