Я задохнулась от эмоций, и какое-то время мы шли молча. Продолжая думать об открытом мною законе сохранения нормальности миров, я доела мороженое. Вытерла платочком губы.
Поэтому меня все вокруг узнают! «Масло» уплотнилось и создало фейковую личность, с фейковой историей. Мир поглотил попаданку Мари и определил её в… То есть, получается, Алисы не существовало? Никогда? Не было такой женщины, которая… И все воспоминания Осени, Артёма и… Всё это — ложь? А гибель Руслана? Как вообще разобраться в искажённых воспоминаниях? И, если, предположим, этого самого Руслана не было никогда, то что будет, если я начну поднимать архивы и изучать вопрос? Найдётся? У псевдородителей в прошлом образуется псевдосын, который погиб на войне?
— Чем пристальнее смотришь в прошлое, тем детальнее оно прорисовывается, — прошептала я. — Когда я сказала Артёму, что я — не Алиса, ему понадобилось «вспомнить» какую-то деталь, чтобы доказать мне, что я — это она. И, когда он вспомнил, что у меня был шрам, то тот появился… Предположим, память меняется под воздействием нематериальной энергии мира. Но меняется и материальное пространство. Например, у меня появляются документы. И вещи. В Первомире это сделать намного проще, чем в Зеркалах. Потому что у вас нет времени. Вы почти целиком состоите из воспоминаний о прошлом. О прошлой секунде. Измени ваши воспоминания, и всё — изменилась реальность. То есть, если я, например, мироздание, то я просто убираю вот это здание Двенадцати коллегий, и ваша память меняется…
— У миллионов тех, кто был в Петербурге?
Я пожала плечами:
— Да. А с памятью меняется и сама история, потому что она и есть — память. Скажем, если бросить камень в озеро, то волна расходится без усилий. Потому что на неё действуют законы…
Герман вдруг остановился, взял меня за плечи и повернул к себе.
— А если не Алиса, то кто? — перебил хрипло.
— Меня зовут Мари, — чётко ответила я. — И я никогда не была Алисой. И у меня никогда не было сестры. И я до той встречи на шоссе не знала, кто такой Артём и…
Мне хотелось сказать ему, что он может считать меня сумасшедшей или лгуньей, но Герман неожиданно притянул меня к себе, мягко коснулся моих губ губами и замер, словно спрашивая разрешения. Я потянулась и поцеловала его сама. Почему-то мне этого очень захотелось. Наверное, ради эксперимента.
Ток. Меня словно дёрнуло током. Тряхнуло, пронзило, перевернуло. Вот только это не был тот мерзкий ток, чьё действие на тело я проверяла в розетке. Это было человеческое электричество, а я была анодом. Или катодом. Или… неважно.
Мне почему-то не хотелось отпускать его губы, не хотелось разжимать наших объятий, но я всё же сделала это и отступила назад. Голова кружилась. Так вот, значит, каким должен быть поцелуй!
— Али… Мари, — прошептал Герман, — дай мне немного времени, чтобы разобраться. С Верой, с моими обязательствами, с фирмой. Пожалуйста.
Я пожала плечами.
— Наверное, это надо было сделать до…
Не то, чтобы мне хотелось его упрекать. Я ведь тоже до сих пор не разобралась с Артёмом и нашими с ним недоотношениями. Но теперь, когда я знаю, что никакой Алисы не было, это будет сделать проще.
— Наверное, — согласился мужчина. — Но для меня ты была девушкой моего брата. Младшего брата. Я не мог.
— Тебе не кажется, что это не совсем честно по отношению к Вере? — уточнила я, искоса посмотрев на него.
— Нет.
Он не стал вдаваться в подробности, а я не стала спрашивать. Его отношения — это его отношения. Мы гуляли по улицам, которые здесь называли линиями. Я, конечно, уже читала основные сведения о городе, поэтому ждала, что Герман начнёт рассказывать о каналах и Меншикове, но мужчина молчал. Мы зашли в довольно просторное кафе на Большом проспекте — очень уютном, несмотря на ширину, со старинной густой аллеей вдоль проезжей части.
— Мари, расскажите мне, пожалуйста, подробнее о том, что произошло в тот вечер. Я должен это знать.
— Ты тоже считаешь, что Осень лжёт? Или всё же допускаешь мысль, что…
— Я говорил с Виталиком. И у меня сложилось ощущение, что если кто-то лжёт, то это именно он. Я могу допустить, что у парня стресс, и поэтому он вертится, как уж на сковородке. Я не про эмоции. Но он путается в собственных ответах. Даже странно, что психолог этого не уловила.