Герман всегда считал, что противоположности притягиваются. Ему нравилась импульсивность Веры. Девушка была яркой, словно Альдебаран, и неожиданной, как тайфун. Одно время Герман искренне верил, что они отлично дополняют друг друга. А потом её нелогичность, эмоциональность и сиюминутность стали его раздражать. Для неё не существовало плановости, целей, постепенного, поэтапного восхождения. Вера могла бросить любой проект, наигравшись им, могла в разгаре дела начать упрашивать отправиться в круиз на яхте. Распорядок дня для неё так же не существовал. И педантичный Герман всё чаще чувствовал себя усталым и выжатым рядом с ней. Детские капризы, приливы и отливы настроения уже не казались ему очаровательными.
— Наташа такая скучная! — жаловалась Вера. — Не женщина, а надёжный тыл. Безликий и не самобытный. Как думаешь, скоро Вадим начнёт ей изменять? Это ж можно сдохнуть от скуки! В семь утра завтрак. И всегда — каша. Отбой не позже девяти. Уборка по расписанию, прогулка — по расписанию. Раз в год встретить с половиной бокала бой курантов — вот и всё разнообразие.
— По выходным они выезжают и исследуют новые места…
— Ленобласти. Боже, какая скукотища!
Герман отмалчивался, чувствуя неприятную зависть к Вадиму и уважение к женщине-тылу Наташе.
— Что-то ты совсем заскучал, — весело врывалась Вера в кабинет. — У тебя двадцать минут на сборы. Шоу дождя! Нет, ну красота какая! Такие мужики красивые. И вода! Потрясающе сексуально.
— Ты не могла бы пойти одна? — уточнял Герман, оторвавшись от ноутбука.
Вера поднимала идеальные брови, садилась на стол и начинала ластиться.
— Ну Геша, ну это ж не так часто бывает! Засел в своей норе, как крот, того и гляди паутиной покроешься.
Он искренне ненавидел это «Геша», и «Гера», и любое сокращение своего имени. Вернувшись с очередного водного или огненного, или ещё какого-нибудь шоу, Герман закрывался в кабинете, пил кофе, сжигал одну сигарету за другой и продолжал работу над проектом, а утром вставал с гудящей головой, нервным тиком губ и настроением уничтожить какую-нибудь планету.
И всё же это была его женщина, его выбор и…
Губы Алисы, то есть Мари, оказались нежными-нежными, мягкими и податливыми.
Сначала ему показалось странным, что он тотчас поверил. Но, с другой стороны, её признание стало таким логичным звеном цепи всех событий, начиная с появления девушки в средневековом платье прямо на шоссе перед капотом его автомобиля. Маленькая деталь, которая объясняла всё. Замковый камень в арке, на котором держится вся конструкция. И её доводы о системе нормальности мира так же не противоречили законам физики и логики.
Вспоминая, Герман меланхолично раскачивался на качелях детской площадки. Было уже довольно поздно. В воздухе висела холодная петербургская морось. Окна домов уютно светились. Вздохнув, мужчина поднялся и зашагал к дому. Надо будет поговорить с Верой. То, что очевидно и ясно ему, совершенно не факт, что очевидно и ясно ей. Вера предпочитала жить в мечтах и фантазиях, проза жизни её категорически не устраивала.
— Завтра, — прошептал Герман, входя в парадную. — Я всё решу завтра.
И надо будет помочь Мари снять квартиру. Проконтролировать, чтобы были адекватные соседи, нормальное местоположение и не выявились потом скрытые проблемы. Договор составить. Было бы неплохо как-нибудь неявно помочь и с решением финансового бремени, но он не хотел оскорблять девушку явным спонсорством. А ещё неплохо было бы нанять адвоката для Осени. Или частного детектива, способного докопаться до того, что никогда не найдёт полиция.
— Всё завтра, — решил мужчина, пока лифт поднимал его вверх.
А сейчас — спать.
Он открыл квартиру и замер на пороге. На кухне горел свет. Вера? Решила помириться? Герман нахмурился от неприятного осознания предстоящего тяжёлого разговора. Прошёл, закрыл дверь, разулся, скинул куртку. Однако на кухне его ждала не Вера.
— Максим Петрович? Добрый вечер. Не припомню, чтобы мы договаривались с вами о встрече, или чтобы я предоставлял вам ключ от…
— Щенок! — взревел Верин отец, поднялся, грохнув столом, и, багровея шеей, попёр на хозяина квартиры.
Герман встал, чуть шире расставив ноги для устойчивости. Сжал кулаки. Разговор явно предстоял тяжелее, чем ранее ожидалось.
— Кто протащил тебя и твою фирму наверх? Когда твой папашка в праведном гневе от тебя отвернулся? Кто столько сил и времени вложил в тебя? И где твоя благодарность, молокосос?