— Прости, — прошептала с болью.
И отдала телефон взрослым.
— Марвелл, — проворчал Бертран хмуро. — Я чувствую себя кем-то вроде Железного Дровосека или как там его…
Герман покачал головой:
— Гамельнский крысолов, если мы говорим о европейский сказках. У этой истории весьма плохой конец. И, кстати, предполагают, что её сюжет основан на событиях Детского крестового похода.
— Я против того, чтобы сестра принимала участие в этой затее. Она ещё ребёнок. И Яша её спас. Это жестоко!
— Без Осени нам не выманить Пса, — возразил Бертран. — Мари, прости, но у нас нет выбора. Герман, мы можем как-то попасть на крышу гостиницы «Октябрьская»?
— Да. Я договорюсь. Моя фирма принимала участие в реставрации этого памятника, и у меня остались знакомства.
Мари закусила губу, нахмурилась:
— Всё равно. Осень, ты можешь отказаться…
— Нет, — прошептала девочка, закрыв лицо ладонями. — Его надо остановить. Без меня вам не справиться. А он придёт только на мой зов.
«Эй, прости… Ты меня спас, а тебя предам». — «Не парься, мелкая. Всё ок».
Этих слов не было ни написано, ни произнесено, но Осени почему-то казалось, что Эй ответил бы именно так.
Глава 24
Спасибо
Октябрьская ночь была светлой и холодной. Облака наплывали на луну сигаретным дымом, но тотчас уползали в небесную бездну. Ветер облизывал крышу гостиницы, словно мокрый язык. Я прижала Осень к себе, замотала широким шарфом.
— Безлюдно, — прошептала Майя, отворачивая крышку термоса. — Очень странно, что так тихо и безлюдно.
— Так ведь ночь. Осень. Будни. Холодно, — возразил Бертран.
— Да, но на Восстания никогда не бывает так пусто. Вокзал всё же…
— А ты часто бываешь здесь ночью? Но вообще-то, вон там, внизу, какой-то мужик шарится в урнах. Так что — мы не одни. Если вообще можно говорить про одиночество на крыше гостиницы, забитой народом.
Он притянул жену к себе и осторожно поправил прядь волос, выбившуюся из-под капюшона алой куртки.
— Хочешь, потанцуем? Давно у нас романтики не было.
А я снова подумала, что коты, в сущности, странные существа. Рядом с ними становится как-то теплее и уютнее даже в таких неуютных обстоятельствах. Вот вроде — балбес балбесом, а гляди ж — с ним как-то верится в невозможность смерти и поражения. Может, поэтому бабушки так любят котиков?
Герман подошёл и протянул мне бумажный стаканчик кофе. Я молча взяла.
Все эти дни, пока мы искали нужные зеркала, пока собирали конструкцию, мужчина пропадал на работе. Помогал, конечно. Созванивался, с кем-то о чём-то договаривался, забегал на десять минут. Но у него была своя, нормальная, жизнь, со своими нормальными проблемами. И всё же сейчас Герман был с нами, а это — главное.
— Ты здесь вообще не причём, — заметила я. — Мог бы и не участвовать.
Он кивнул. Притянул меня к себе одной рукой. Задумчиво посмотрел на подсвеченный шпиль вокзала.
— Всё это такой сюр… Нет, я помню, конечно, про закон нормальности и… И всё равно не могу отделаться от ощущения какого-то бреда.
— Ты можешь вернуться домой.
Герман положил подбородок на мой затылок.
— Не могу. Знаешь, я давно хотел сказать, что ты мне очень нравишься. Даже больше, чем просто нравишься…
— Без пяти, — вдруг обернулся к нам Бертран.
— Осень, ты его позовёшь, а потом сразу уходи. Пожалуйста.
Сестрёнка оглянулась, грустно посмотрела на меня. В темноте её глаза казались хрустальными. Она очень побледнела и осунулась за это время. Часто плакала. Я понимала, что её терзают муки совести: Эй спас её от кошмара. Каким бы он ни был, он всё-таки её спас. По-хорошему, не надо было втягивать девочку во всё это.
— Хорошо.
И голос такой бесцветный и тусклый. Бертран отошёл к прожектору:
— Всем приготовиться. Осень, зовёшь и уходишь. Герман, Алиса, разойдитесь по своим местам. Майя… Ты как?
— Всё нормально, — подруга бледно улыбнулась. Она явно нервничала.
Герман отпустил меня, шепнул:
— Если что, я рядом.
Это, конечно, радует, но… «если что», вряд ли его «рядом» меня как-то спасёт. И всё равно стало теплее.
Я подошла к своему прожектору. Мы должны были врубить свет по команде «пли». Это были не театральные прожекторы, мощность их ужасала. Бертран раздобыл световые чудовища по какому-то знакомству и, если не ошибаюсь, они были как-то связаны с армией. Прожекторы были настолько мощны, что их светом можно было бы сжечь сетчатку глаз. А уж три прожектора… Волк непременно попятится. Он не сможет не закрыть лицо рукой и не отступить. Никто не смог бы. И вот, когда он шагнёт назад, то угодит прямо в зеркальную ловушку. Я всё рассчитала! Я не могла ошибиться!