– Андрей Антоныч, но ведь это же как раз то, что вы говорите! Это память и солидарность с героями!
– Героев лучше учтите сначала, а потом, по всем полям собрав, в одну могилу сгребите.
Это если память вас всех мучит. И правду всем поведайте наконец. О том, как вы этих героев понаделали во время священной войны. И потом, Сергеич, ты же у нас человек военный. Ты военный или нет?
– Ну…
– А если ты военный, то должен трепетно относиться ко всяким военный атрибутам, а тем более к воинским званиям и наградам. Ордена не всем дают. В том их и ценность. Вот когда юбилейные медали всем стали раздавать, они обесценились и из наград превратились в форму одежды. А эта ленточка как раз и имеет отношение к званиям и наградам. А ее раздают направо и налево. Чтоб ее жители повязывали. А если твои жители ее на х…ю себе повяжут?
– Я, Андрей Антоныч…
– Ты, Сергеич, все ты! Своими руками. А головой мы не пробовали пользоваться? Вот и Саню ты из офицера превратил в раздатчика ветоши. Фетишизм – это болезнь, Сергеич! Заразная! Так что ленточки эти ты бабушкам на базаре отдай.
– Я…
– И кончено! Затихли и занялись делами боевой подготовки!
И мы затихли.
Я – в частности.
Булава
Мы в сидим в кают-компании – старпом, я и зам.
Андрей Антоныч дает мне последние указания насчет того, что сам он уходит в море на стрельбы, а мы остаемся с замом.
Старпом в приподнятом настроении, потому как привлекают его на стрельбы соединения. Стрельбы торпедные, и в них Андрей Антоныч жуткий дока.
Это у нас периодически случается, потому что на всем флоте осталось не так много людей, которые самостоятельно, не под белые рученьки, способны выйти в море на торпедную стрельбу.
Старпом берет на нее всех своих, а меня оставляет за себя, потому что я на корабле все еще исполняю обязанности помощника командира, медика, химика и вечного дежурного.
Старпом берет с собой молодого боцмана (он его там будет обкатывать), штурмана со штурманенком и Кобзева, чтоб тот от реактора не отвыкал.
– И Смирнова на корабль! – говорит Андрей Антоныч, а я киваю.
Смирнов – мичман-радист. Единственный представитель боевой части четыре.
– И заранее ему сообщи, – предупреждает старпом, – потому что если я от него посторонний запах учую, то возьму за яйца так, что они ему больше не понадобятся!
– Есть, Андрей Антоныч!
Смирнов у нас недавно. Пару раз он был навеселе, но повезло ему – до Андрей Антоныча это все не сразу дошло. А как дошло, он его сейчас же пригласил к себе и влил в него немного бодрости.
Старпом вздыхает.
– Может, флот и начнет возрождаться! Хрен его знает, конечно! – делится он с нами своими мыслями.
Зам, молчавший до этого, воспринимает эти слова как сигнал и немедленно начинает говорить. Зам у нас говорящий. И говорит он всегда бог знает что.
– Вот увидите, Андрей Антоныч, обязательно возродится!
Старпом подозрительно на него косится, после чего зам начинает частить со словами:
– Вот и в море корабли пошли! Принята программа на оснащение флота новой техникой. Вот и «Булава»…
– Что «Булава»? – засопел старпом.
– Уже стрельбы прошли. Неудачные пока, но все впереди!
– Неудачные.
– Ага!
Иногда зам наш что-то такое несет, что мне его даже жаль становится. Сергеич отчаянно трусит старпома и пытается эти свои чувства заболтать.
– Сергеич, – старпом терпеть не может пустую болтовню, поэтому заму сейчас достанется, – ты бы лучше людьми занялся. Ты когда у нас ходил и говорил с каждым о жизни и любви? Не помнишь? Вот и займись своим делом.
– Я…
– И не лезь в чужое! «Булава»! Хер по огороду тоже иногда летает! У них идет срыв за срывом, и конца этому барахлу не видно. И ты меня не зли. Займись младенцами. Ракетные пуски не дают ему покоя!
– Так «поле же приняло»!
– Поле! У нас однажды «поле» так «приняло», что ракеты потом в Норвегии нашли! Нет у нас ничего! Одни потуги! Я свечку попам поставлю весом в ведро, если у нас что-то новое появится! Стреляют они тремя ракетами и двумя корпусами, чтобы, значит, если у одних ничего не выйдет, то вышло бы у других. Два корпуса – одна стрельба! Ракетные стрельбы! Падает твоя «Булава» в точке залпа. ПАДАЕТ. Конечно, у нас успешной стрельбой считается та, когда ракета из корпуса вышла, а если она тут же в воду гакнулась, то это проблемы не нашей конторы. И не выводи меня из себя! Программа у него принята! Техника пошла! Куда она, на х…й, пошла? На воду спустили, шампанское кокнули? Оно не на поверхности плавать должно! Оно в море должно ходить! Десятилетиями! А оно только строится десятилетиями! И в луже, рядом с заводом, стоит! Без главной осушительной и трюмной магистрали! Новая техника! Ей в обед сто лет! «Булава» у него летает! Не летает она! И летать не должна! Потому что не летает булава! Она у Ильи Муромца на руке висит! Как назовешь изделие, так оно себя и поведет! Стрелы летают, а булава по башке бьет! Понял?