— И в чем же?
— Ножницы можно украсть, нож можно купить, но как сработать ими так умело? Это нелегко.
Глава 21
За исключением двух дней в феврале, когда я не пропускаю ни секунды трансляции выставки Вестминстерского клуба собаководства, я смотрю телевизор разве что в субботу утром, когда повторяют «Сержанта Престона» — Король Юкона был маламутом — или когда поздно вечером показывают экранизацию (в любом варианте) «Зова предков». И то и другое я не могу смотреть без слез. Но всякий раз, когда выдается возможность, я не смотрю даже телевизионную трансляцию Вестминстерской выставки. Тогда я просто отправляюсь в Нью-Йорк и покупаю билет в «Мэдисон-Сквер-Гарден». Однако, в чем я заверила Кевина, я вовсе не ignoramus, воспитанный на массовой культуре, который станет шататься по месту преступления и везде оставлять отпечатки пальцев. Разве я не воспользовалась локтем, чтобы включить свет?
— Можешь одним махом взлететь на верхний этаж небоскреба, — сказал Кевин. — Что уж говорить про аптечный прилавок. Как тебе удалось попасть в аптеку? И проникнуть в заднюю комнату. Двери были открыты?
— Двери были закрыты. А за прилавок я прошла через дверцу. Не помню, как я ее открыла. Тогда я еще не знала, что он мертв.
— Холли Винтер, — проговорил Кевин, записывая в своем блокноте.
— Полагаю, мне следует подождать, пока ты спросишь мой адрес. И номер телефона. В конце концов, у тебя могло бы быть ко мне больше вопросов. Кстати, как ты догадался, где меня искать?
— Итак, номер твоего дома?
— О, ради всего святого. Красный дом на углу Эпплтон. Следующий дом по Эпплтон принадлежит одному полицейскому. Свой дом я выкрасила под цвет его околыша.
— Ты, кажется, очень спешишь?
— Да. На всякий случай напомню, что сюда меня послала твоя мать. Она сказала, что это займет у меня не больше минуты. Я еще должна отвести к ней Макса, а потом у меня уйма дел. А ты, кажется, совсем забыл про Клайда.
— Я не забыл про Клайда. Знаю, тебе это трудно понять, но, как ни странно, мир больше беспокоят убийства, чем похищения собак. По каким-то непонятным причинам существуют люди, которые считают убийство более серьезным преступлением. В толк не возьму почему.
— Порой мне это тоже трудно понять, — сказала я.
Поскольку я большую часть времени находилась на улице или в полицейской машине, то, естественно, видела, что ни одна живая душа из Контроля за животными не приехала, чтобы уведомить Макса о его правах или забрать его. К счастью для него и остальных, он перестал лаять, как только появились люди, которые наполнили его миски едой и питьем и вообще уделили ему внимание.
Казалось, прошло несколько часов, прежде чем, предоставив городу отпечатки своих пальцев и получив заверение в том, что Пита с минуты на минуту задержат, я услышала от Кевина, что могу идти домой.
— Отлично, — сказала я, вынимая из кармана поводок.
— А это еще зачем?
— Макс! Ты что, забыл? Начнем с того, что за этим я сюда и пришла. Чтобы отвести его к твоей матери. Пока она не вернется, я подержу его у себя.
— Нет.
— Она не хочет, чтобы он попал в загон для бродячих собак.
— Она его даже ни разу не видела.
— Могла видеть. Навещая Алисию.
— Она не навещает Алисию. Они общаются по телефону. В мой дом собака не войдет. Тебя не было, когда умер Траппер. Я не хочу снова проходить через это.
— С каких это пор дом вдруг стал твоим? Я всегда считала, что он принадлежит твоей матери.
— Когда в следующий раз будешь целить ниже пояса, станешь бить в пах или в колено?
— Извини. Ты прав. Я не хотела. Но послушай, твоя мать права. Загон не место для Макса. Я заберу его к себе и что-нибудь для него подыщу. У себя я не могу его оставить. Они с Рауди друг друга загрызут. Я знаю несколько человек, которые могли бы его взять. Обещаю, что не оставлю его у твоей матери. Кевин, мне действительно очень жаль, что я так сказала. Это был запрещенный удар.
— Вот что я сейчас сделаю. Прогуляюсь до угла, и если к моему возвращению собаки не будет, то с меня взятки гладки. Но клянусь Богом, Холли, если он окажется в моем доме…
— Не окажется. Можешь на меня положиться.
— В том, что касается собак?
— Особенно собак.
Вернувшись домой, я сделала три телефонных звонка. Сперва я позвонила Линде.
— Я вспомнила, о чем мне надо вас спросить, — сказала я. — Вы говорили, что в машине была решетка. Значит, это автофургон. Правильно?
— Да. Старый.
— А какой марки?
— Большой, американский. Зеленый. Я не слишком разбираюсь в марках. Может быть, «шевроле» или «олдсмобил». Что-то в этом роде.
— Вы не заметили никаких наклеек на бампере? На номер, наверное, не посмотрели?
— К сожалению, нет.
— Но там была решетка? Металлическая?
— Да, в этом я уверена.
— А Дейв Джонсон? Какой он из себя?
— Ну… высокий, но мне все кажутся высокими.
Я вспомнила, что Линда была очень маленькой.
— Такой смуглый.
— А глаза?
— Не помню. Извините, но у меня плохая память на лица. Средний. Самый обыкновенный парень с приятной улыбкой. Ах да, он был в синей рабочей рубашке, в джинсовой.
Хороша примета. Если, конечно, парень меняет одежду не чаще одного раза в месяц. Я поблагодарила Линду и положила трубку.
Мой следующий звонок был в аптеку Квигли. Полицейский, который снял трубку, отказался позвать Кевина и сказал, что тот перезвонит.
И наконец я позвонила Мэту и Марти Джерсон.
Если собачник говорит, что у него умерла собака, но сейчас не время брать другую, то это все равно как если бы он сказал, что потерял кору головного мозга, но сейчас не время ее менять. По-моему, Мэт и Марти из тех людей, которые без собаки как бы не в своей тарелке. Хоть они и не разделяли мою точку зрения, я все же была уверена, что сумею уговорить их пока подержать Макса во дворе. Оказавшись там, он станет их собакой, и у них не хватит сил от него отказаться.
Уговорить Мэта и Марти приютить Макса оказалось даже легче, чем я ожидала. Они перезвонили мне через пять минут, которые, видимо, посвятили обсуждению этого вопроса, но я и так была уверена, что они скажут «да». Помимо всего прочего, они пожалели меня, услышав в трубку яростный лай. Если бы я привела Макса в дом, то осталась бы с одной покалеченной собакой и без квартиры. Если бы оставила его в «бронко», то, воодушевленный запахом Рауди, он за пару минут причинил бы мне ущерба на несколько тысяч долларов. К тому же я получила сполна, однажды оставив собаку в машине. Поэтому в качестве временной меры я оставила Макса во дворе, а Рауди заперла в доме, но тот и другой чувствовали близость противника и вовсю давали об этом знать. По-моему, Рауди пришел в такое неистовство, что не мог сообразить, каким путем добраться до Макса.
Сперва он попробовал одну дверь, потом другую и наконец сконцентрировал все усилия на кухонной двери, которая выходит в задний коридор. Следует заметить, что задний коридор ведет к черному ходу, которым пользуются также мои постояльцы, к лестнице в их квартиры и к лестнице в подвал. Мне следовало бы догадаться, что здесь что-то не то. На двор он обычно выходил другим путем.
Пока я ждала Мэта, Рауди, видимо желая меня развлечь, исполнил северный вокализ. У Макса был более скромный репертуар, но пойнтер, очевидно, твердо решил восполнить этот недостаток силой звука и упорством, непрестанно вылаивая скорострельный контрапункт на все возрастающем фортиссимо. Решив применить двойную меру пресечения, я выволокла из подвала две клети. Из заднего коридора я услышала, что в квартире Шейна ларгетто Винди вносит свою лепту в стаккато Макса и аллегро Рауди.
Наконец в дверь позвонили.
— Слава Богу, — крикнула я Мэту. — Рауди, заткнись!
Мэт что-то сказал, но я не расслышала.
— Что? — крикнула я.
— Мне действительно нужна эта собака? — провопил он.
— Это замечательная собака. Подожди, сейчас увидишь. И самое главное, увидишь его в стойке. Джастин будет от него без ума.