— Ты ведь не наделаешь глупостей, правда? — серьезно спросил Билл.
Она подумала и медленно покачала головой.
— Нет. Нет, не думаю, — печально ответила она.
На следующий день она пришла в офис директора Центра исследований ресурсов животного мира. В приемной ей вручили жизнерадостную брошюрку со слоганом, напечатанным жирным шрифтом первой полосы: «Забота о животных — наша первоочередная задача», и фразой «Использование животных согласуется с нуждами исследований». Сзади на обложке была изображена большая крыса с надписью вокруг головы: «Благодарим за пожертвования!» Ниже шел абзац, в котором говорилось о глубокой признательности ученого сообщества подопытным жертвам.
«Надо же, — подумала она сухо, — они благодарны… Посмотрим, что тут за люди».
Элизабет поставила рюкзак на стол и открыла брошюру. Внутри было то, что она искала, — список членов Совета: председатель Дэвид Лилли, доктор медицины, кафедра физиологии, Медицинская школа; Аннетта Лоусон, директор отдела контроля и ухода за животными, представляет интересы организаций — борцов за права животных. Элизабет скривилась: все знали, что местные «зеленые» — в кармане университетского начальства и получают неплохие деньги, продавая домашних собак для опытов.
Она морщилась, как от боли, проглядывая другие фамилии: сплошь доктора и ученые. Вторым с конца стояло имя доктора Джозефа Севилла.
Элизабет чуть не расхохоталась. Что может быть лучше? Стажер собирается выдвинуть обвинения не только против старшего по должности, уважаемого сотрудника университета, но еще и члена Совета по охране животных.
Она положила брошюру на стол. Сегодня ей преподали ценный урок насчет «соответствующих органов». То, что Севилл делал с Дамианом, было защищено таким количеством бюрократических слоев, что она никогда не проникнет в суть дела. Элизабет подхватила сумку и понимающе улыбнулась женщине за столом.
— Думаю, это не для меня. Спасибо, — сказала она.
Женщина почувствовала враждебный настрой Элизабет, ей это не понравилось. На любую критику своей организации она отвечала ледяным неодобрительным молчанием.
Торопясь на занятия под изнуряющим солнцем, Элизабет собиралась с мыслями. Совет, в котором состоял Севилл, не годился, это ясно, но ведь можно обратиться к тем, кто стоит над Советом? Элизабет, как и большинство людей, была уверена, что всегда можно найти вышестоящую инстанцию. Даже если весь комитет целиком куплен, в чем у нее не было сомнений, над ним должны быть авторитетные люди, для которых ее сообщение станет потрясением. Чем выше возносишься, тем ты честнее и справедливее, верно? Ей просто нужно найти такого человека.
Рассуждая логически, начинать поиски нужно именно с комитета. Начальник всех этих людей — Дэвид Лилли, и еще он возглавляет кафедру физиологии. Станет ли он с ней разговаривать? Она не могла отделаться от мысли, что от физиологов не будет никакой пользы в этом деле, хотя оснований для подобного мнения у нее не было.
Между тем, если не брать в расчет Совет, исследования Севилла не попадали под юрисдикцию Лилли.
Она вошла в вестибюль здания, где проходили занятия. «Совет, — размышляла она, — возник в офисе директора Исследовательского центра». Директор Центра, помнила она, не входит в Совет, и это обнадеживает. Неважно, какие опыты проводит Севилл над собаками, — его отчеты должны попадать в Центр. Элизабет вошла в аудиторию вместе с другими студентами и поднялась к верхним рядам, решив поговорить с директором Центра сразу после занятий.
Ей пришлось обратиться к той же самой секретарше. Элизабет сказала, что хочет подать жалобу и поговорить с директором Центра, и прежняя подозрительность женщины сменилась торжествующим презрением.
— Какого рода жалоба, мэм? — Женщина смотрела на нее чопорно, держа ручку наготове.
— Ну, я хочу поговорить с директором о том, как в университете обращаются с животными.
— Конечно, только мне нужно знать подробности. На кого, какие жалобы?
— Я не сказала, что собираюсь выдвинуть обвинение. Я просто хочу поговорить с ней о том, что я видела.
— Конечно, но о ком пойдет речь? Нам нужно имя, иначе это беспредметный разговор.
Элизабет, раздосадованная тем, что секретарша употребила королевское «мы», не горела желанием раскрывать ей подробности, но понимала, что другого выхода нет.
— Доктор Джозеф Севилл.
Женщина уставилась на нее, округлив темные глаза. Через секунду они сузились.
— Доктор Севилл — член Совета.
— Я знаю.
После долгой паузы женщина опустила ручку на бумагу. Не поднимая глаз, она спросила:
— В чем суть жалобы?
— Я же сказала вам, я хочу поговорить с директором. У меня есть сомнения в гуманности обращения. Это все.
Секретарша наклонила голову, посмотрела на нее, прищурив глаза.
— Сомнения, касающееся доктора Севилла?
— Да, именно так.
— Назовите свое имя и номер телефона, по которому с вами можно связаться.
— Элизабет Флетчер, 912—3354, это мой сотовый. Когда ждать звонка?
— Секретарша как-то странно взглянула на нее.
— Я думаю, в течение суток.
— Спасибо.
Звонок раздался меньше чем через три часа.
— Вы могли бы зайти в офис пораньше, чтобы встретиться с доктором Новак? — спросила секретарша. — Часам к восьми?
— Конечно.
— Прекрасно. Доктор Новак будет ждать вас завтра утром.
Элизабет ощутила прилив яростной энергии — хороший признак, что директор так быстро захотела с ней встретиться.
На следующее утро, сидя в приемной под враждебным взглядом секретарши, Элизабет рассматривала посетителей Центра. Несколько молодых людей в костюмах двигались за стеклянными перегородками, тихо разговаривали и время от времени поглядывали на нее. Дверь в кабинет директора открылась, и она вдохнула, испугавшись, что пришли за ней. Но оттуда появился ярко одетый молодой человек, чересчур приветливо улыбаясь, кивнул секретарше, подмигнул Элизабет и ушел. Элизабет узнала в нем продавца лекарств или оборудования — ей был знаком такой тип.
Она нервничала и немного дрожала, представляя, как будет объяснять, зачем пришла. Ее жалобы казались безосновательными. Разве передать словами жалкий вид Дамиана, ожидающего следующего удара тока? И как можно описать бессмысленность всего этого?
Но она должна.
Если у нее не получится, если она уйдет из офиса, не убедив директора в недобросовестности ученого, Дамиана будут продолжать истязать. И все же она не могла подобрать слова. В этот момент она поняла, что больше не спрашивает себя, чем ее тронула эта собака. Она беспокоилась о судьбе Дамиана. Их жизни теперь были связаны.
Дверь снова открылась, из кабинета вышла безукоризненно одетая женщина лет сорока. Выражение ее лица показалось Элизабет неестественным.
— Входите.
Вот оно.
Элизабет встала и двинулась в кабинет. Проходя мимо Новак, заметила, что ростом она выше директора. Обматывая шелковый шарф вокруг шеи, Новак уселась за стол и оказалась напротив Элизабет.
— Элизабет Флетчер, не так ли?
— Да.
— Вы здесь учитесь?
— Да.
— На каком курсе?
— Последний курс колледжа.
— Вот как? Куда будете поступать?
— Мой отец и дед оба хирурги-кардиологи. Наверное, мне придется стать сыном, которого у отца никогда не было. — Она хотела пошутить, чтобы снять напряжение, но прозвучало это как-то жалобно.
— Похоже, вам не нравится эта идея. Не так ли?
— О нет. Нравится.
— Понимаю. — Новак осторожно улыбнулась. — Так они работают здесь? Ваши отец и дедушка?
— Да, отец на медицинском факультете, а дед на пенсии.
— Ваш отец работает в хирургии или в Федеральной программе исследований и развития?
— Он занимается в основном исследованиями.
Возникла пауза. Невысокая женщина пристально рассматривала Элизабет, и та подумала, не расстегнулась ли у нее случайно пуговица на блузке.