— Надо же, — смущенно пробормотала Сьюзан.
— Мне кажется, пора избавить его от мучений, — тихо сказал Девон и поднял с земли шляпу. Прежде чем надеть ее, он взъерошил себе волосы.
Хоффман глубоко вздохнул:
— Не надо, оставим это природе. Мы здесь только для того, чтобы наблюдать, и не должны ни во что вмешиваться. Завтра вернемся и зафиксируем смерть.
Они шли друг за другом в полном молчании до самого лагеря. Вечером поужинали и хмуро сидели у костра. У каждого и раньше бывали случаи, когда животные гибли во время исследований — довольно типичная ситуация, что уж там горевать. Но они сидели у огня, в теплых свитерах, и мысли об умирающей на холодном каменном склоне собаке не располагали к разговорам.
— Он уже, наверное, умер, — произнес Девон из-под шляпы, нарушив молчание.
— Надеюсь, — ответил Хоффман. — До утра ему не дотянуть.
С рассветом Хоффман, Сет и Таг отправились снять с собаки ошейник и зафиксировать смерть. Сьюзан и Девон остались сворачивать лагерь, чтобы уйти сразу после возвращения профессора. Упаковали вещи и оборудование. Девон достал последнюю заначку и свернул косяк, который они со Сьюзан выкурили, сидя на бревнах вокруг потухшего костра. Услышав шаги, они оглянулись и увидели, как Хоффман и Таг раздвигают ветки, а следом за ними идет Сет. На лице профессора застыла сконфуженная улыбка. Сет тащил на плечах полосатого пса.
глава 2
Телевидение и мир компьютеров —
огромная пустынная страна теней.
Смотрите на то, что может ответить вам взглядом,
или на то, что исполнено глубокого смысла, —
это успокаивает глаза и развивает остроту зрения.
Проходя по коридору исследовательского центра, Элизабет Флетчер заметила, что дверь одного из боксов открыта, хотя по инструкции должна быть заперта. Она решила ее закрыть и на всякий случай заглянула внутрь — проверить, нет ли там кого.
Она увидела двоих мужчин и одного узнала — доктор Джозеф Севилл, ветеринар, получивший докторскую степень за исследования в области психологии и поведения животных. Лаборантка, помогавшая ей в первый день, рассказала, кто это.
Увидев его сейчас, она смутилась и отступила в коридор. Но было поздно — он ее заметил.
— Эй вы, там. Заходите.
Это «вы, там» ей совсем не понравилось.
Лаборантка, что показала ей Севилла три дня назад, назвала его «бессердечным ублюдком» и добавила, что он обращается со студентами и лаборантами хуже, чем с животными. От него стоит держаться подальше.
Великолепно.
Она снова заглянула в бокс.
— Вы это мне? — прошептала она.
Мужчина посмотрел на нее. Глаза светлые, ошеломляюще серые, волосы — коротко стриженные, черные. Рядом стоял молодой блондин с решительным, как у прыгуна с вышки, взглядом.
— Да, вам. Подойдите сюда.
Она переступила через порог и остановилась.
— Мне нужно, чтобы вы почистили эту клетку. Приступайте.
Элизабет растерялась. Она училась в медицинском колледже и в недалеком будущем собиралась пойти по стопам отца и деда. Оба, хирурги-кардиологи, работали в университете. Однако, взглянув на свои потертые джинсы и бесформенную футболку, она подумала, что выглядит, как уборщица. Под пристальным взглядом мужчины она вдруг смутилась. На докторе были синяя рубашка, черный галстук, серые брюки с идеально отутюженной складкой, поверх — лабораторный халат. Молодой человек был в белоснежной рубашке без воротника и безупречно чистых джинсах. В сравнении с ними Элизабет казалась себе просто замарашкой.
В манерах Севилла было нечто такое, что она не решилась возразить. Она устроилась сюда всего три дня назад и не хотела неприятностей. Никто не знал, что она здесь работает, — только Ханна. Она же и предложила Элизабет поработать хендлером. Элизабет предпочитала не высовываться. Узнай отец, что она тратит драгоценное время учебы на «игры с животными», как он это называл, — пришел бы в ярость. Она никогда не чистила собачьи клетки — это не входило в ее обязанности, — но сейчас отказаться не могла.
Молодой человек опустился на колени, открыл дверцу в блок интенсивной терапии — камеру из металла и плексигласа — и мягко выкатил оттуда каталку с животным. Темноволосый доктор наблюдал за ним, держа в руках желудочные зонды для кормления и три шприца на 60 кубиков, наполненные коричневой жидкостью. Когда Элизабет подошла ближе, он обернулся.
— Чем вы собираетесь ее мыть? — Голос его звучал мягко, но тон не оставлял сомнений в том, что он считает ее идиоткой.
— Ой, простите, — промямлила Элизабет и вышла.
Она понятия не имела, что делать. Ее работой было гладить и удерживать животных при лабораторных исследованиях, чтобы они не сопротивлялись. Хендлеры работали добровольно, помогая ухаживать за животными, как того требовали экологические организации. Платили добровольцам совсем мало, но работа была несложной: приучать животных к рукам, играть, ухаживать за ними в любой зоне университета, исключая те случаи, когда на клетке или двери лаборатории висел запрещающий знак. Элизабет должна была носить карточку хендлера поверх одежды, и ей не разрешалось давать животным еду, воду, как, впрочем, и любые другие вещества и предметы. Она должна была подчиняться всем указаниям ученых и персонала и мыть руки специальным дезинфицирующим гелем, который ставили возле каждой клетки.
Однако уборка клеток вроде бы в обязанности хендлера не входила. Элизабет решила найти того, кто подскажет ей, как поступить. Она не станет ни о чем спрашивать у этих двоих уродов. Увидев старшего лаборанта — пухленькую светловолосую девушку, с которой они вчера здоровались, — она торопливо заговорила:
— Здрасьте, простите, мне велели почистить клетку, вон там один тип, а я не уверена, что должна это делать.
Старший лаборант приветливо переспросила:
— Чистить клетку? Кто тебе сказал?
— Мне сказали, его зовут Севилл.
Лицо девушки застыло.
— Все ясно. Он наверняка там курил.
— Я не видела.
— Ну, он делает все так, как ему удобно, нарушает все правила и ждет, что все будут перед ним пресмыкаться. Никто не должен просить тебя чистить клетки — ты просто хендлер, и все, понятно?
— Да, конечно. Отлично.
— Хочешь, я уберу клетку за тебя?
Элизабет смотрела на эту милую девушку и чувствовала себя ужасно. Она не собиралась никого просить, чтобы за нее почистили клетку. Она же не принцесса.
— Нет, спасибо, это нетрудно, правда. Все нормально.
— Ладно, но не думай, будто ты должна это делать. Эти ребята отлично об этом знают. Там бокс интенсивной терапии, да?
Элизабет кивнула.
— Если собираешься этим заняться, возьми ведро с дезинфектантом — в розовой упаковке, вон за той дверью, швабра в ведре, и там же полно тряпья, если будет много грязи. Засовываешь руку, вот так, сгребаешь все тряпкой и вытаскиваешь, понятно?
— Да-да, спасибо. Большое спасибо.
Она взяла ведро и вернулась в бокс. Мужчины стояли на коленях на полу возле пса. Она увидела только спину животного, и у нее от изумления перехватило дыхание.
— Что с ним случилось? — выдохнула она. Это был скелет, покрытый шерстью. Она никогда не видела ничего подобного. Неужели он жив? Ее лицо невольно исказила гримаса отвращения, но она не могла отвести взгляд от этого собачьего призрака. Мужчины ее не замечали. Юноша прижимал слабо сопротивлявшегося пса к полу, а доктор вставлял трубку в горло животному, затем быстро подносил к трубке шприцы с жидкостью, привычным движением выдавливал содержимое, удерживая трубку между челюстями собаки. Севилл оглянулся лишь однажды, посмотрел на нее и многозначительно кивнул в сторону клетки. Она поняла.
Клетка пса представляла собой переносную камеру интенсивной терапии. Передняя стенка была из плексигласа, а пес лежал на пластиковой подстилке с подогревом. Подстилка была вся в моче, жидких фекалиях и рвотных массах. К горлу Элизабет подкатил ком, но затем она решилась.