Она пролаяла какое-то приветствие и распустила слюни. Если собачья слюнявость вас коробит, не берите ньюфаундленда. Выказывая лучшую, чем у Роджера, воспитанность, она побежала внутрь квартиры, взмахом хвоста приглашая за собою. Рауди приглашение принял.
— Входите же, Холли, — сказал наконец и Роджер.
В доме царил густой запах плесени, словно в плотно закрытой бельевой корзине, полной влажных полотенец и грязных носков. Рауди потыкался туда-сюда, и они с Лайон метнулись сквозь открытую дверь, за которой, как я разглядела, была кухня, где наверняка пахло еще похлеще, чем в гостиной. Приятного аппетита.
Как в доброй половине кембриджских квартир, в Роджеровой все было белое — стены, мебель, занавески, ковер, таитянская обитая ситцем кушетка, стулья для ванной от Крэйга и Баррела. Но Роджеров декор обнаруживал присутствие ньюфа. На всем лежал слоями черный пух. Лайон в обилии нанесла художественной резьбы на плинтусы и ножки дубового кофейного столика. Уютное было местечко.
Роджер вышел в кухню, где собаки, вероятно, вырабатывали какой-нибудь новый декорационно-интерьерный замысел, и появился с бутылкой массачусетского вина и двумя стаканами. Многие не считают Массачусетс крупным винодельческим регионом, и правы. Он налил мне стакан. Я подержала его возле рта. Может быть, я ошибалась насчет запаха в парадной.
— Так вы нынче вечером идете на собачью дрессировку, Холли?
— Разумеется, — ответила я. — Разве я когда-нибудь пропускаю?
— Вы теперь получше себя чувствуете?
— Отлично. Рауди — тоже.
Повисло неловкое молчание, во время которого я решила, что Роджер на самом деле больше походит на гориллу, чем на ньюфаундленда, — на ту самую гориллу, которая сидит в клетке зоопарка и подстрекает малышей задавать родителям обескураживающие вопросы.
— Теперь, когда я взяла Рауди, — начала я, — не могли бы вы кое-что о нем мне сказать.
— Что, неприятности с ним у вас, а?
С Роджеровой точки зрения, целью моего визита, видимо, было задать несколько вопросов по дрессировке собак.
— Мне только хотелось бы знать, откуда он взялся, и я сочла, что вам это, наверное, известно. Милли говорила что-то о женщине с корги.
— Ах эта, — сказал Роджер. — Роберта Рид. Живет в Пемперелле или Данстэйбле — где-то там. Пес был в некотором неистовстве — и оказался у нее.
Я знала Бобби Рид.
— Зачем ей понадобился маламут?
— Это была одна из этих самых отказных операций. Она оказалась старым другом дяди Фрэнка и уговорила его. Прекрасный пес, жаль было бы его усыпить — ну как водится.
Д-р Стэнтон был не из тех, кого можно уговорить, но я об этом не сказала.
— В какой он был форме, когда ваш дядюшка его взял?
— Ну, в неплохой. Тощий.
— А шкура?
— Недурна.
— Я пыталась его искупать, но мне не больно удалось, — сказала я. — Мне захотелось узнать, нет ли для этого какого-нибудь приема. Я подумала: может быть, когда доктор Стэнтон взял его, вы ему помогали.
Вот так. Я спросила совета. Некоторые мужчины недовольны, пока этого не сделаешь.
— Нет, — ответил Роджер и хотел было продолжать, но из кухни донесся шум — там явно тащили по полу какой-то предмет.
— Они с чем-то возятся, — сказала я.
Это «что-то» было сорокафунтовым пакетом с собачьим диетическим кормом, или, надо бы сказать, пакетом, в котором некогда было сорок фунтов собачьего корма. Увидев его, я чуточку удивилась. Я воображала себе Роджера типом, постоянно бегающим в супермаркет, но запасов не делающим. Роджер перенес цветовую гамму гостиной на кухню и там еще больше потрудился, чтобы ее воплотить. Наивысшее его декораторское достижение выразилось в дымно-серой абстракции над кухонной плитой.
— О, черт. Извиняюсь, — сказала я, схватив Рауди за поводок и оттаскивая его от открытого пакета. Это потребовало от меня всех моих сил. Северные породы сами приспособлены тащить, но попробуйте тащить их!
— Ничего. Дело обычное, — бодро ответил Роджер, оттолкнув от пакета Лайон и добавив ради моего удовлетворения: — Лайон, стыдись, скверная девчонка.
Когда он опустил руку ей на ошейник, я заметила, что это ее тренировочный ошейник-цепочка, из тех, которые ни за что на свете не оставишь на собаке. И еще я заметила, что он неверно надет. Если он надет правильно, он жмет, когда тянешь при вождении, и ослабляется, когда отпускаешь. Если же его застегнуть неверно, он жмет, но не ослабляется.
— Надо бы снять с нее ошейник, — предложила я. — Она может за что-нибудь им задеть и удавиться.
Роджер сказал, что, верно, забыл.
— Ох, — спохватилась я, устремляясь к дверям. — Я собиралась спросить вас еще кое о чем. Где Рауди в этом году делали прививки?
— У доктора Дрейпера, наверное. — Его лицо с тяжелой челюстью казалось растерянным.
— А не было ли у доктора Стэнтона какого-нибудь спора с доктором Дрейпером? Не был ли он чем-нибудь недоволен?
— Нет. Ничем.
— Это вы возили к нему Рауди?
— Это всегда делал сам дядя. Ему не хотелось сознавать, ну, как он слабеет.
— Как же он туда добирался? То есть он ведь сам не водил машину.
Я знала, конечно, что д-р Стэнтон не садился за руль уже пару лет. У него было слишком плохо со зрением.
— Брал такси, наверное.
С псом в девяносто фунтов?
Выяснилось, что Бобби Рид живет в Данстэйбле, который расположен направо от трассы 3, возле границы Нью-Хемпшира. Я позвонила и сказала ей, что хочу написать статью о корги, и мы назначили мой визит на следующий день. Поскольку был четверг, я отправилась в арсенал на занятия дрессировкой. Снаружи были патрули, и мы к тому же наняли военизированную охрану. Перспектива наследства д-ра Стэнтона уже подействовала.
По пути домой я удивилась, заметив на Конкорд-авеню, недалеко от арсенала, Гэла, шагавшего взад-вперед. После таинственного замечания Кевина а полагала, что он все еще где-то сидит, но он, как обычно, ошивался у дерева, ища банки и бутылки. Рауди рванулся было к тому же дереву, но я его осадила: Гэл был недостаточно трезв, чтобы соблюдать осторожность.
— Привет, Гэл, — сказала я. Вот так я и трачу свое свободное время, напридумывая себе невесть что.
Гэл что-то пробормотал.
— Что?
Он снова забубнил. Мне показалось, я расслышала, будто он говорит что-то обо мне. Что-то непристойное. Может, я была и права. Его артикуляция внезапно улучшилась.
— Не говорите этого! — проорал он. — Не вам такое говорить!
В темноте я различила, что он взглянул прямо сквозь меня, прежде чем побрести в сторону арсенала.
Утром в пятницу я запихнула Рауди в «бронко» и поехала по трассе 2 до 128-й, а потом по трассе 3 к северу. Бобби Рид и Ронни Коэн прежде жили в Кембридже. В те дни Бобби активно работала в клубе, но ушла, когда они переехали. Езды от Данстэйбла в Кембридж меньше часу, а энергии Бобби не занимать, так что, может, переезд послужил просто предлогом для того, чтобы найти другого дрессировщика, нежели Маргарет Робишод. Со времени переезда я сталкивалась с Бобби на нескольких выставках, и она рассказала мне, что разводит корги. Она всегда держала пару этих псов. Одной из ее специальностей была работа со своркой. Сворка — пара собак одной породы. При послушании они делают все обычные упражнения, но при этом с одним вожатым работают сразу две собаки. Выполняя команду «к ноге», обе они садятся слева от вожатого, и так далее. Когда это хорошо проделано, зрелище яркое.
Ростом Бобби около пяти футов. Даже для дрессировщика на ней всегда слишком много накручено, и она любит украшения, которые можно купить в музейной лавке Пибоди: ожерелья индейцев навахо, перуанские бусы. Такой языческий стиль подходит к ее черным волосам. А прежде она была монахиней. Это было до того, как она встретила Ронни и на все лады предалась экуменическому пылу. Родителям Ронни Бобби пришлась столь же по душе, как Церкви — Ронни, и они с Ронни переехали в Кембридж, где это никого не волнует. Многие собачники и не заметили. В Кембридже большинство людей интересуется тем, бреете ли вы — в качестве политической платформы — себе ноги, и тем, что вы думаете о Витгенштейне. Дрессировщики интересуются, насколько вы внимательны к своей очереди на выступлении. Мне было интересно, беспокоит ли это Данстэйбл. Если когда-либо и беспокоило, то больше, держу пари, не беспокоит, потому что Бобби, вероятно устраивая в свободное время праздник урожая, изыскала способ построить новую библиотеку без прогрессивного налога. До Рона Кафлина она была казначеем кембриджского клуба дрессировки собак, а также была организационным гением на нашем большом ежегодном испытании на послушание.