Шагнув с левой ноги, я, в соответствии с правилами АКС, перешла на быстрый шаг, и секунд через десять мы уже стояли у передней двери дома Джонсонов. За исключением неяркого фонаря где-то в конце подъездной аллеи и тусклого света, исходящего из подвального окна, дом был погружен в темноту. Я нажала сразу на все кнопки переговорного устройства, затем стала колотить в дверь. Где-то в глубине дома залаяла собака. Рауди рыкнул в ответ. Снова пошел дождь, и гроза началась с новой силой. Мой стук в дверь напоминал грохот по металлической пластине, который используют звукооператоры, изображая бурю в дешевых радиопостановках, и я сомневалась, что находящиеся в доме смогут отличить натуральные удары грома от искусственно создаваемых мной. Я снова принялась нажимать на кнопки. Собачий лай приближался к дверям. В переговорном устройстве раздался треск. Я услышала нервное дыхание. Это была Эдна.
— Откройте дверь! — приказала я спокойно, но вместе с тем строго.
С годами я научилась отдавать приказы, но Эдна, видимо, еще не освоила эту команду.
— Впустите меня, — сказала я, словно ни секунды не сомневалась, что сейчас дверь распахнется.
Этот номер тоже не прошел. В качестве объекта дрессировки Эдна была малоперспективна, но даже такую формулировку следовало рассматривать почти как комплимент в ее адрес. Собака снова залаяла, и я ожидала, что Рауди не замедлит ответить на это своим рыком и станет царапать дверь, но его внимание переключилось на что-то другое. Он дернул за поводок с такой силой, что я чуть было не потеряла равновесие, но мне все же удалось устоять на ногах, и я побежала за ним.
— Не так быстро, — пробормотала я, чуть не падая на скользкий газон. — Рауди, ждать! Лия! — выкрикнула я, пытаясь перекричать шум ливня. — Кими! Лия, отзовись! Где вы? Лия!
Но собака в доме по-прежнему лаяла, и порывы ветра, бушующие меж норвежских кленов, без которых не обходится ни одна улица в Ньютоне, подняли в воздух и закружили какие-то неразличимые в темноте мелкие предметы.
— Лия! Лия, где ты?
Я знала, что она не слышит меня. А может, все-таки слышит? Может быть, даже отвечает? Все было тщетно. Сквозь порывы ветра до меня доносился лишь собачий лай. Выбросив шарик из фольги, я крепче ухватилась за поводок обеими руками и продолжала бежать за Рауди.
Затем я обо что-то споткнулась и шлепнулась на мокрый газон. У меня перехватило дыхание, я ткнулась лицом в грязную нескошенную траву, но поводок не выпустила и приказала Рауди остановиться. Чертова привязь. Я совсем забыла о ней. На ней частенько держали Кайзера, который лаял и выл в нескольких ярдах от дома Джека. Я встала и вытерла руки о промокшие джинсы. Рауди снова понесся вперед. Идя у него на поводу, я уже успела натолкнуться на помойное ведро и как следует грохнуться на землю.
Рауди потащил меня за дом Джонсонов, где в конце асфальтовой дорожки на цокольном этаже находился запертый гараж без окон, рядом с которым была маленькая стоянка с припаркованными белым фургоном для доставки товаров и коричневым американским седаном. Неяркий свет, который я заметила, подходя к дому, исходил от фонаря, прикрепленного к дверям гаража.
«Неужели опять тухлый сыр?» — подумала я. Мусорная одиссея, похоже, продолжается. Но я была неправа — поблизости не оказалось баков с отходами, разорванных полиэтиленовых пакетов, обрывков фольги или кусочков тухлого сыра. Ливень перешел в мелкую морось, туманом висевшую в воздухе. Раздавались раскаты грома. Неожиданно сверкнувшая молния озарила миллионы дождинок вокруг Рауди, который подбежал к дверям гаража, принялся царапать правой лапой по грубому дереву и скулить. Старомодные двери двухместного гаража должны были распахиваться, а не автоматически открываться снизу вверх. Схватившись за ручку, я попыталась открыть дверь, которую яростно царапал Рауди, но она была заперта. Рауди по-прежнему скулил. Я перестала ломиться и приложила к двери ухо. До меня донеслись отдаленные злые мужские голоса. И крики Лии.
Глава 27
Можно было бы попытаться выломать двери гаража, разогнав машину, но и машина, и фургон были закрыты. Мои отчаянные попытки отыскать ключи ни к чему не привели. Рауди нервничал, скулил и натягивал поводок. Чертов ремень был прочным, но это был всего лишь стандартный поводок для тренировок, длиной ровно шесть футов, для данного случая маловато. Да и к тому же чем сильнее он тянул, тем глубже ошейник впивался ему в горло. Чтобы использовать его пыл, нужна была упряжь, — да-да, именно упряжь, которая сейчас преспокойно болталась на крючке у моей кухонной двери.
Боль в ребрах напомнила мне о веревке, на которой сидел Кайзер. Может, она привязана к дереву? Но ведь ножа-то у меня нет. Взяв висевший у дверей гаража фонарик, я потащила Рауди через газон и чуть было снова не споткнулась о веревку. Я приподняла ее, подергала и стала подбирать с земли. На том конце, что пристегивается к ошейнику, оказался металлический карабин. Другой конец был привязан не к дереву, а к прочному металлическому винтообразному колышку. Я вывинтила колышек из влажной земли, и мы с Рауди поспешили вернуться на свет.
Чтобы не поранить Рауди, тот конец веревки, на котором болтался колышек, следовало прикрепить к дверной ручке. Упряжь, которую я сварганила для Рауди из другого ее конца, с карабином, выглядела, прямо скажем, жалко. Хорошую упряжь делают из тканых ремней, а не из веревки. К тому же она, в отличие от той, что у меня получилась, должна быть с подкладкой. У каждой упряжи свое назначение: есть санная упряжь, закрепленная крест-накрест на спине у собаки, есть гоночная упряжь, есть упряжь для выступлений, а еще есть тягловая упряжь. Моей целью было соорудить хоть какую-нибудь, и в результате вышла странная конструкция, которая, к моему ужасу, грубо обвивалась вокруг груди, шеи и передних лап Рауди. Но если упряжь вообще окажется пригодной, то боль от резко впившихся в его тело веревок Рауди испытает всего лишь на несколько секунд, после чего дверь гаража приоткроется под его напором. Или отвалится дверная ручка. Или же ветхая мокрая веревка просто-напросто порвется. Даже совсем новенькая, она скорее подходила бы для сушки белья, а не для лазанья по горам. А тут Кайзер изо всех сил дергал ее, не раз пытаясь вырваться на свободу, да и погодные условия тоже не щадили. В нескольких местах она была связана узлами, а кое-где протерлась.
Конец веревки с металлическим колышком я привязала к наиболее прочной на вид дверной ручке гаража; опутанного противоположным концом Рауди я поставила спиной к гаражу, и сама встала за ним, ухватившись обеими руками за скользкую веревку. Помощь от меня в этом деле почти что никакая, но я твердо решила быть в одной упряжке со своим любимцем.
Дождик по-прежнему моросил, но грома и молнии больше не было, да и ветер совсем утих. Мокрая шерсть на спине Рауди мерцала передо мной в луче фонаря. Мой вымокший и линяющий пес сейчас представлял собой костлявое и нечесаное пугало, скорее похожее на косматого волка, чем на благородного маламута. Из-за дождя его белый пушистый хвост казался тоненьким и общипанным. Грязь облепила его лапы до самого брюха. И на этого тощего серого пса я сейчас возлагала все свои надежды.
— Тяни, Рауди! — крикнула я, пока самообладание еще не покинуло меня. — Тяни! — раздался мой слабеющий голос.
Когда он рванулся вперед, веревка натянулась и обожгла мои ладони, но дверь даже не скрипнула.
— Стоять! — приказала я.
Я выдохнула, и Рауди остановился. Он встряхнулся и обрызгал меня водой и грязью. Самым тяжелым грузом, который ему когда-либо приходилось тянуть, были сани с гладкими полозьями, которые беспрепятственно скользили по снегу. Его и в груженые-то сани никогда не впрягали, не говоря уже о мертвом грузе. И к тому же он не знал, что такое неудача. А теперь вот узнал. Но веревка не порвалась. Я снова схватилась за нее.
Слова, которые я нашептала на ухо Рауди, были те самые, которые Джек Лондон вложил в уста Торнтона, те, которые Торнтон прошептал своему великолепному псу Баку.
— Если любишь меня, — прошептала я. Повторив эту фразу громче, я продолжала уже от себя: — Если любишь меня, как я люблю тебя, Рауди. — Затем я перешла на крик: — ТЯНИ! РАУДИ, ТЯНИ! ТЯНИ, МАЛЬЧИК МОЙ! ТЯНИ!