Слуги на руках внесли молоденькую девушку, с мертвенной бледностью на лице, да и лицо ли. Она исхудала настолько, что оно казалось черепом обтянутым серой кожей. При виде ее, люди стали спешно осенять себя священным кругом с заключенным внутри крестом. Это же до чего бедняжку болезнь довела. И как ее довезли-то еще живую? Порча. Как есть порча, да еще и застарелая. Как видно уже давно борется бедолага с недугом.
Едва завидев вошедших, Адам тут же устремился к ним. А то как же. Это не работяги какие, понимание иметь надо. А барон вон каков, спесью так и переполнен. Смотрит вокруг так, словно одолжение делает присутствующим, позволяя лицезреть его милость.
– Трактирщик, где лекарка?– И сказал-то так, словно каркнул.
Вокруг чернь, вот только смотрят они из подлобья. Пни он любого из них, так только по мостовой стелились бы, а то как же, благородный. Но вот так о матушке Аглае… По трактиру прокатился ропот.
– Не извольте беспокоиться, ваша милость. Скоро будет.
– Смотри, червь – если она не поможет, разнесу твой вертеп, камня на камне не оставлю.
Вот молодец. Можно подумать тебя сюда зазывали. Сам пришел. Причем пришел просить о помощи. Ты только не вздумай так к матушке Аглае. Не поймут ведь, а там и до беды не далеко.
– Непременно, ваша милость, непременно.
И так бочком, бочком к вышибале, чтобы народ начал выпроваживать. Как есть до беды не далеко, а оно ему надо. Хорошо хоть она появилась, когда уж последний посетитель вышел. Убыток, не без того, но тут уж не до жиру. Лишь бы все обошлось.
Аглая вошла с улицы. Она как всегда предпочитала душному помещению уличную прохладу, даже зимой большее время на улице проводила, не обращая внимание на мороз. Адам не волновался по поводу поздних прогулок женщины, не все ее воспитанники избрали честный труд, были и те, что пошли по темной дорожке, на кого угодно руку поднимут, а матушку Аглаю обойдут сторонкой, потому как смотреть в ее глаза мочи нет, но и другим накажут, не становиться на ее пути. Бывало забредет в такую глухомань, что и стражники туда ночью меньше чем десятком не появляются, да и ведут себя там с опаской, а ей хоть бы что, ходит ни на кого не обращает внимания.
В принципе, для ее возвращения еще рано, но Адам знал точно – стоит только болящей душе переступить порог трактира, как у нее словно звоночек внутри начинал звенеть и она со всех ног бросалась к дому. Не обращая ни на кого внимания она тут же приблизилась к девушке или девчушке, поди разбери, да и то, что это не мальчик, только по платьицу и угадывается, Аглая потянулась к ее лицу.
– Эй, старуха.
Словно и не слышит. Лицо озарилось теплой улыбкой, смотрит в глаза больной и как будто безумие отступило. Прикоснулась к впалым щекам, провела пальцами по тонким иссушенным и потрескавшимся губам.
– Красота какая,– чуть склонив голову на бок и продолжая оглаживать лицо девушки произнесла Аглая. Ну да, конечно красавица. Через год из могилы труп извлеки, вот и получишь красавицу.
– Послушай ты…
Барон схватил было женщину за руку, но тут же выпустил, потому как ничего не понимающая женщина перевела на него взор и… Нет нежности, нет сияния, нет улыбки… Нет разума в ее глазах. Адам встрепенулся и понимая, что с бароном общаться бесполезно, шепотом обратился к баронессе, утиравшей вдруг навернувшиеся горькие слезы.
– Ваша милость. Нельзя так. Хотите спасти дочь, попросите его милость оставить вас здесь. Господом нашим клянусь, все будет хорошо.
– Она безумна,– ошарашено произнесла мать.
– Она всегда была безумной, но это не помешало ей помочь многим.
– Да что тут происходит! Это что, дурная шутка! Где лекарка! Что это за сумасшедшая!
– Дорогой, она и есть лекарка.
– Она не может быть той лекаркой.
– Но помнишь, нам говорили, что она немного не в себе.
– Плевать, что там говорили. Мы уезжаем.
– Нет. Умоляю, Орваль, мы уже попробовали все, что только возможно.
– Па-па, я хо-чу ос-тать-ся,– вдруг произнес скелет обтянутый кожей.
Девушка говорила так, словно делает невероятное усилие, буквально выталкивая из себя слова. Этот голос, поверг в шок обоих родителей. Вот уже два месяца их дочь не могла произнести ни слова, а тут…
А Аглая, как только барона отвлекли вернулась к больной, все так же оглаживая ее лицо.
– Грегор, мальчик мой, отнеси Агнессу в мою комнату. Тебя ведь Агнесса зовут, принцесса.
– Д-да.
Мальчик Грегор, косая сажень в плечах, тут же подступил к слугам, и выхватил из их рук девчушку, так на них зыркнув, что те не решились, что-либо предпринять, уже не говоря о том, чтобы воспрепятствовать. Неся на руках невесомую ношу, он быстро взбежал по лестнице, Аглая проследовала за ним. Что ей за дело до того, о чем там беседуют эти сумасшедшие, когда к ней принесли такую красотку. Ей так не терпелось с ней поговорить, разузнать у нее все-все-все, а потом, когда ей станет полегче, она обязательно познакомит ее с детишками. У нее очень много детишек. Грегор! У него нос не потечет? Не дай Господь испачкает девочку. Вот и комната.
– Что это…
– Дорогой.
– Ваша милость, поверьте, все будет хорошо. Если матушка Аглая не заплакала, то все будет хорошо. Значит, она поможет. Просто поверьте, я ее знаю очень давно.
– Трактирщик, если с моей дочерью хоть что-то случится, я не знаю что с тобой сделаю.
– Ваша милость, я ведь не враг себе.
– Орваль, умоляю, поезжай в гостиницу, я останусь здесь. Я присмотрю за нашей девочкой. Ты же слышал, она заговорила. Ну вспомни, когда мы в последний раз слышали ее голос.
– Она могла ее зачаровать,– все же неуверенно, произнес он.
– Да какая разница!– Вдруг вскрикнула мать.– Она уже мертва! Мы уже соборовали ее. Святой отец уже причастил бедняжку. Если есть возможность, я буду бороться за нее до конца. Умоляю тебя, просто не мешай. Не можешь молча взирать на это, уйди. Умоляю.
И он ушел. А что ему еще оставалось делать? Нет, по его виду Адам понял, что тот не простит жене вольности, но устраивать скандал на глазах у черни… Он еще вернется к этому разговору. Позже.
Ночь она провела в трактире. Вернее на втором этаже, в комнате отведенной ей на постой. Однако, несмотря на то, что ее постарались устроить со всем прилежанием, выделив лучшее белье, а сама комната была в приличном состоянии, она так и не сомкнула глаз, да и не мудрено. Утром она предстала усталой и измотанной, словно всю ночь была занята тяжелым и изнурительным трудом. Но это все ничего. Это пустяки. Ее радости все одно не было предела, потому что ее девочка попросила есть.
Она обрадовала мужа этой вестью, едва он переступил порог трактира. Гордый и самодовольный барон, вдруг как-то сник, подался назад и как подкошенный рухнул на скамью. Вчера он просто уступил супруге, чтобы не устраивать скандала на глазах у черни, но сегодня… Сегодня он был благодарен ей, за ее настойчивость и непокорность.
Родители всегда любят своих детей, даже если окружающие считают их полным ничтожеством, это выражается по разному, но это есть и ничего с этим не поделаешь. Ничто не ранит сильнее, чем вид того, как угасает твое дитя, а ты не можешь ему ничем помочь, ты готов оказаться на его месте, но тебе не по силам произвести такой обмен. И ничто не может принести большего облегчения, чем осознание того, что опасность миновала. Нет, девочка еще не выздоровела и барон это прекрасно осознавал. Пока сделан только первый шаг, но этот шаг был уже не к могиле, а от нее.
– Трактирщик.
– Да ваша милость,– Адам тут же материализовался перед бароном.
– Вот, это тебе, за то, что вчера оказался дерзок и дерзость твоя пошла на пользу моей дочери,– с этими словами он бросил на стол туго набитый кошель, который глухо звякнул.
Однако. Спесь не мешает ему быть щедрым. Адам мог поклясться, что там далеко не серебро. Мало того, там было столько сколько ему не заработать не то что в трактире, но и всеми его темными делишками. Ну да, он не был святым, так что пробавлялся связями с лихим народцем, контрабандой, правда особо не зарываясь. Но все что касалось матушки Аглаи…
– Прошу прощения, ваша милость, но за постой баронессы и стол здесь слишком много,– нервно сглотнув ответил Адам, уж больно велик соблазн.