Только его здесь не хватает. Девушка с беспокойством думает о десятках других беженцев, стремящихся вслед за direttore. Выдержит ли неоновая вывеска всех желающих, не станут ли они спихивать один другого. Но что ей ответить? Тем более, ей известно, что с нынешней техникой направленный микрофон способен зарегистрировать даже ее дыхание.
— Смело, Эусебио, — кричит она в ответ. — Это не так сложно.
Розенкранц умирает от страха. И он даже не пытается этого скрыть. Глотает успокоительную таблетку. Ну, если уж той сучке удалось… Direttore ставит ногу на балку. Затем пугливо ее убирает. Нет, разыгрывать из себя Тарзана он не будет. Он садится на балку верхом и начинает передвигаться вперед. Краем глаза он замечает, что к нему присматривается Бьянки; другие же пытаются забраться на тарелки громадных антенн. Идиоты, как будто не знают, что те расплавятся… Потихонечку, полегонечку, но вперед. Немного жалко брюк от Армани… И вот он добирается до буквы.
— Я спасен, — шепчет Розенкранц.
— Сейчас тебе нужно подняться и сделать шаг, — инструктирует его главная секретарша. — Нащупай захваты.
Direttore поднимается очень, очень осторожно…
Взрыв оглушителен; добравшийся на крышу огонь как раз лизнул неплотно закрытый резервуар с топливом для вертолетов. Струю горящего бензина заливают окружающее пространство. Волна жара добирается до Эусебио. Тот пытается удержать равновесие. Кончики пальцев дотягиваются до края красной буквы "S". Но не хватают его. Ступни теряют опору на балке. Некрупное тело генерального директора совершает удивительные эволюции и летит к неизбежной встрече с землей.
Окаменевшая от ужаса Лили, прижавшись к верхней дуге буквы "S", следит за разыгрывающимся на крыше инферно. Сцены превосходят самые смелые фантасмагории Иеронима Босха. (Операторы телесъемки получат за эти кадры специальную награду на смотре документальных материалов в Венеции). Человеческие тела скручиваются в огне, будто шкварки на сковороде. С нечеловеческим воплем охваченный языками огня Бьянки перескакивает ограду и кометой пикирует вниз…
Когда четвертью часа позднее спасательная команда стащит ее с подсвеченной буквы, синьорина Уотсон будет совершенно седой…
Воздушная машина Амальфиани не останавливается в Сионе, но смело направляется в верхнюю часть долины Роны, чтобы возле городка Бриг свернуть в сторону самого высокого горного массива Альп. Мы летим над живописной долиной Маттерваль, внизу расстилаются альпийские деревушки во главе со знаменитым Церматом. Тут же открывается панорама на величественную глыбу Маттерхорна, истинное каменное чудо, черный гигантский обелиск на фоне ослепительной белизны вечных снегов и ледников, потрескавшиеся, застывшие языки которых играют бледными оттенками синего, зеленого и розового.
В отличие от меня, не способного прийти в себя после смерти Пристля, его убийца находится в превосходном настроении, напевая себе под нос старые шлягеры Studio Uno; он охотно дает пояснения, тем более, что ему есть чем похвалиться. По ходу радиоконцерта шлягеров он узнает о трагической смерти большинства занятых в центральной конторе SGC сотрудников Консорциума и пожаре здания. Во мне это никаких особых чувств не пробуждает. Эти люди заслужили подобную кончину. Потом пытаюсь узнать чуть побольше относительно собственной судьбы.
— Вскоре сядешь за своим компьютером и вытащишь из него файлы, переданные тебе Кардуччи.
— Мой ноутбук пропал во время бегства, понятия не имею, где его искать.
— Спокойно, парень, Тото уже передал его Лино.
Пользуясь хорошим настроением Никколо, спрашиваю его про "Банко Ансельмиано". Мне кажется странным, чтобы потомок известного буржуазного семейства был шефом мафии.
— Это исключительная заслуга моего папочки, пускай земля будет ему пухом! Тридцать лет назад, когда янки депортировали его из Штатов, он сделал старому Вито Заккарии, фирма которого дышала в то время на ладан, предложение, которое невозможно было отвергнуть: чтобы тот официально усыновил меня. Мне было тогда восемь лет.
— Неужели у Заккарии не было своей родни?
— Тогда она у него еще была, но радовался он ею недолго, — хихикает Никколо. — А мы, бедные сицилийцы, таким вот способом вошли в круги розеттинской аристократии. Ведь просто, правда?
Я чувствую мороз в костях. Но продолжаю спрашивать дальше.
— Меня всегда интересовала история вашего банка, все эти знаменитые клиенты: Декарт, Ньютон…
— А, вся эта чушь, — мафиози громко фыркает. — Это же твоя идея, Альдо.