— Нарисуй эскиз.
Я склонил голову.
— Хорошо, синьора; постараюсь найти натурщицу с подобной твоей фигурой, после чего пририсую ей твое лицо.
— Натурщицу, — рассмеялась герцогиня. А разве я для тебя недостаточна?
Тут ее пальцы начали бегать по пряжечкам и завязочкам… И одежды спадали с нее, словно осенние листья, пока не встала она передо мной, словно Киприда, поражающая снежной белизной тела. Груди у нее были небольшие, зато крепенькие, подобные полушариям, розовым бутонам, все пропорции были просто совершенными, худощавые ножки, плоский живот…
Альбом для эскизрв выпал у меня из ног; Мария наклонилась, подала мне. Я почувствовал ее головокружительный запах. И в этот же миг с галереи донеслись возгласы, смех и топот ног возвращавшихся фрейлин.
— Рисуй меня! — приказала Мария с упрямой усмешечкой на своих чудных устах.
— Умоляю, нет, извини, синьора…
Я разволновался, словно подросток. Слишком мало было времени, чтобы ее одеть, так что схватил лежащую одежду и почти силой потянул Марию к дверям склада красок. В алькове царила темнота, я же лишь пытался герцогиню одеть. Но почувствовал на шее ее руки, худенькие и пахнущие словно розы, ее уста на своих устах, ее язык…
— Что же ы делаешь, синьора? — шепнул я.
— Ничего особенного. Просто я люблю тебя и хочу тебя, мой мастер!…
Как она обманула фрейлин и гвардейцев, навсегда останется тайной. Еще в тот же вечер гонец доставил мне записочку, призывающую меня в белую беседку, располагающуюся в садах, стекавших по южному склону Кастелло Неро. К записке прилагался ключ от давних Водных ворот, представляющих эвакуационный выход из замка. И как должен был я поступить? Струсить?
Не будя Ансельмо, я умылся и тихонько выбрался из дома. Словно воришка пробежал я по сонным улицам Розеттины. И еще до того, как пробило полночь, я очутился в садовом павильоне, в объятьях Марии.
Вместе мы пережили ту ночь словно роскошнейший пир, начав сразу от неспешной, можно сказать: ленивой дегустации закусок; затем через более живое поглощение супа, до безумия первого основного блюда, прерванного коротким вскриком и слезами счастья, памяткой чему стал кровавый цветок на простыне… Когда она ушла, я стыдливо стирал эту ткань в бочек у беседки, а небо розовело надо мной, словно вода в сосуде; пели птицы, и гасла на небосклоне утренняя звезда госпожи Венеры.
А потом помчались бегом последующие дни, наполненные ожиданиями, и ночи, загустевшие от упоения.
После ошеломительной весны наступило жаркое дето; корпуса Ипполито, изрядно прореженные на полях Паннонии и под стенами Белграда, возвращались домой. Император заключил мир, не слишком беспокоясь судьбой пленных, из которых многие попали на рынки рабов от Бухары до Марракеша. Великий герцог Розеттины въехал в город через специально возведенную триумфальную арку, провозглашая славу перемирию и оплакивая своего фаворита, Джанни, который, когда в него попали отравленной стрелой, умирал долго и болезненно. Демонстрацию вдов и сирот, оставшихся от павших солдат, эффективно разогнали.
А мы? Наша любовь с каждым днем делалась все больше… Даже после возвращения Ипполито мы продолжали встречаться в маленьком домике на Петушиной улице, соединенном тайным переходом с часовней монастыря францисканок, настоятельница которого, сестра Марии, пускай и без особой охоты, но глядела сквозь пальцы на наши свидания.
Подозревал ли нас герцог? Пару раз встретившись с ним, я получал исключительно доказательства его благоволения. Мне даже было стыдно за собственную неверность. Другое дело, что место Джанни уже занял нумидийский юноша, словно выточенный из благородного эбенового дерева.
Где-то под конец августа меня пригласили во дворец. Там организовали большой бал для самых лучших розеттинских семейств, но эрцгерцог нашел время исключительно для меня. Так что мы встретились втроем в низкой готической комнате за библиотекой: он сам, Лодовико и я.
Ипполито цвел и пах, с самого начала он нежно обнял меня, так что я испытал отвращение, и стал говорить так:
— Мы хотели еще раз поблагодарить вас, мастер, за работу. Картину все признали изумительной. Наши изображения просто превосходны, да и порядок в библиотеке просто образцовый.
Я не мог понять, к чему ведет это предисловие. Поздравительное письмо я уже получил, вознаграждение — тоже.
— Здесь у меня письмо его величества вице-короля Новой Испании, в котором вас приглашают в Мехико, где возникла потребность украсить новый собор. Мой кузен в особенной степени желал, чтобы вы нарисовали ему сцену преисподней, такую же страшную, как фрески в нашей часовне Мудрости Господней. Людям из Нового Света ежедневно необходимо напоминать образ ада, где полно проклятых грешников, изменников, колдунов и соблазнителей…