— Прошу прощения, — выдавил из себя я.
— Ничего страшного. Мне следовало предусмотреть реакцию на противоядие.
— Где я нахожусь?
— А может лучше я начну с вопросов… — на мгновение девушка замялась. — Это ты тот, кого разыскивают?
Я перебил Монику:
— Понятия не имею, кого разыскивают!
— Но ведь тебя зовут Аль…
— Аль. Иногда меня называли и так. Хотя сам я предпочитал не сокращение, а полное имя: Альфредо.
— Ладно, не время препираться, Альдо…
— Альдо?
— Вот уже неделю все только и говорят о твоем исчезновении. Средства массовой информации, Интерпол… Обещают крупную награду. Как я поняла, эти идиоты из речной полиции приняли тебя за бездомного бродягу. Следует признать, выглядел ты не самым лучшим образом… Вот только я не пойму, почему не применили обычных процедур по проверке. Директор тебя даже не осмотрел.
Я не понимал и половины слов, произносимых девушкой. Но до меня доходило, что по какой-то причине она желает мне помочь.
— А может… — тут она замялась, — кто-то решил избавиться от тебя? Вот скажи, что, собственно, произошло с тобой во время Festa d'Amore? Тебя похитили?
— Не помню, — отказался я от попытки дальнейших объяснений. Кем бы ни был тот Альдо, с того момента, когда девушка приняла меня за него, ее отношение ко мне изменилось диаметрально. Возможно, в этом был мой шанс.
— Но ведь ты же, похоже, знаешь, кем являешься. Кем ьыл неделю назад…
— Неделю, неделю назад… Альдо? Ну, может и Альдо…
— Покажи ногу… — рванула Моника простынку. — Ну конечно! Знаменитые шесть пальце Альдо Гурбиани…
— Альдо Гурбиани… — По-моему, я уже встречался с этим именем в газетных обрывках, вот только в каком контексте? — Ну да, — буркнул я. — Гурбиани. Что-то такое вспоминается.
— Слушай, возможно, ты только строишь из скбя сумасшедшего, а может у тебя и вправду амнезия. Времени на то, чтобы это проверить, у меня нет. Только мы должны хоть что-то предпринять, пока тебя не покроят на детали.
— Не понял. Что они хотят со мной сделать?
— Я и сама не имела понятия, что такое возможно, пока не начала здесь работать…
Тут скрипнула дверь. Моника быстро накрыла мне лицо какой-то тряпкой, после чего принялась очищать кровать и пол.
0 Что произошло, Моника?
Снова тот же мрачный тип, которого называли il dottore.
— У пациента была рвота. Не надо подходить, dottore, можно поскользнуться.
— На каком фоне рвота?
— Я не совсем уверена. Быть может, аллергия к луминоксу.
— Ладно, об этом не будем. Что там с лабораторными анализами?
— Боюсь, что сообщения неутешительные. Тесты дали положительный результат. А это означает, что четыреста тридцать пятый является носителем.
— Наркоман хренов!
— Понятное дело, анализы мы повторим, но пока что я должна забрать его в диагностику.
— Чтоб он сдох! — Врач был явно рассержен. — И как мне все объяснить начальству? Они ведь обещали контрагентам экспортную поставку.
— Думаю, мы справимся, вы же сами вспоминали, что завтра приходит подводная лодка с балканскими сиротами. Материала для трансплантации выше крыши.
— Ладно, делайте, что вам положено.
Он вышел. Моника переждала минутку, после чего кровать дрогнула и с тихим скрипом выкатилась в коридор.
— Синьора, не снимете эту тряпку с моего лица? — попросил я шепотом.
— Исключено, а вдруг тебя кто-нибудь узнает, — ответила Моника тоже шепотом. — И помни, это я тебя спасаю, а не кто-либо другой.
Девушка закатила кровать со мной в какое-то помещение без окон. Только лишь здесь она вновь открыла мне лицо. Наконец-то я мог приглядеться к ней более тщательно. Девушка была худощавой, с мальчишеской фигурой, какую в мое время предпочитали розеттинские бисексуалы. Распахнутый халат открывал весьма непристойно экспонированную грудь, натягивающую плотно прилегающую к телу ткань; когда же Моника халат сбросила, я увидал коротенькую кожаную юбочку и пару невероятно длинных ног. Медсестра не скрывала волнения.
— Слушай, Альдо, хочу, чтобы все было ясно, — сказала она. — Я не безмозглая дурочка. Отсюда тебя вывезу. Но я должна быть уверена, что ты меня не бортанешь. Ты же, надеюсь, понимаешь, как сильно я рискую. Для докторишки и его дружков убить человека — все равно, что клопа раздавить.
— Я вам чрезвычайно обязан, синьора, тем не менее, не могли бы вы освободить меня от этих неприятных уз, привязывающих меня к кровати?