— Хотел бы меня? — спросила она как-то вечером, глядя мне прямо в глаза с вызывающей усмешкой. А радужки у нее были, как у моей герцогини: синие. — Номер не пройдет!
— Но почему? — пробормотал я, багровый как рак. — Я возбуждаю в тебе отвращение?
— Вовсе даже наоборот. Я могла бы в тебя влюбиться. Только не люблю смешивать любовь с бизнесом.
Я не стал это комментировать. С какого-то времени у меня складывалось впечатление, что девушка пытается играть более жесткую и циничную личность, чем была на самом деле. Но, похоже, именно такой стиль в этом столетии был просто обязательным.
Местные журналисты появились еще перед началом торжества. В ходе его проведения начали прибывать следующие. Еще перед тем, как мы сказали: "Да", с грохотом винтов приземлилась крылатая птица (похожий на машины, концепцию которых я когда-то выдумал, поглощая рисунки Леонарда) — вертолет с эмблемой SGC. Когда его пассажиры появились в дверях зала мэрии, я без труда всех их идентифицировал. Худощавый, нервный коротышка — это, должно быть, генеральный директор, Эусебио Розенкранц. Длинноногая красотка — это, вне всяких сомнений, моя секретарша и одновременно глава отдела по маркетингу, американка Лили Уотсон. Красивая сучка, которая, в соответствии со всеобщим мнением, жаркое тело модели (дебютировала она на развороте "Минеттио") соединяла с холодным мозгом типа жесткого компьютерного диска. Ну а мускулистый тип с взглядом ротвейлера соответствовал начальнику охраны, Луке Торрези.
В ходе церемонии вся троица всматривалась в меня с величайшим напряжением. Они как будто не верили собственным глазам. А ведь выглядел я именно так, как должен при подобной оказии выглядеть Гурбиани: белый костюм в полоску, пурпурная роза… Сотрудникам я послал улыбку. Те ответили кривыми гримасами. Ежесекундно срабатывали вспышки, что я старался принимать с естественной самоуверенностью. После завершения церемонии, когда все бросились ко мне, я остановил их, подняв руки.
— Уважаемые, — сказал я. — Это тихая и приватная церемония. На все интересующие вас вопросы я отвечу завтра, в конференц-зале на Пьяцца Гарибальди.
После чего мы удалились по эвакуационному маршруту, то есть через небольшие служебные двери, предназначенные для сотрудников магистрата.
Понятное дело, но встречи с моими ближайшими коллегами по корпорации избежать я не мог. Их я подождал в кабинете, предоставленном мне мэром. Лили покрывала меня поцелуями, ежесекундно вытирая глаза, как будто любой ценой пыталась выжать из них слезы. У Розенкранца была глупая мина кого-то, кто уже привык к мысли о скорейшем присвоении всего бизнеса, а теперь видит, как варенье исчезает из-под носа. Он обнимал меня, подскакивая, словно малыш ротвейлер, приветствующий своего хозяина. Чудо, что он хвостом не вилял. А вот Лука Торрезе всего лишь пожал мне руку и рявкнул:
— Черт, шеф, и куда это синьор подевался?
— Были у меня определенные неприятности.
— Это я предназначен для решения проблем синьора. По крайней мере, синьор мог дать знак, что жив.
— Поговорим об этом позднее, Лука. Сегодня я вступил в брак. И хочу побыстрее оказаться дома.
— А собственно, Аль, откуда ты выкопал эту попку? — шутливо начал Эусебио.
Закончить он не успел. Я схватил его за отвороты пиджака, приподнял вверх — ничего сложного, весил он всего сорок семь с половиной килограммов — и швырнул о стену.
— Это никакая не попка, а моя жена, direttore, и я требую, чтобы ты проявлял к ней надлежащее уважение!
— Ну да, конечно, извиняюсь, — мямлил тот.
Когда я его ударил, он, похоже, прикусил себе язык, так что из губ сочилась кровь, придавая его худощавому лицу вид физиономии карликового вампира.
— Шеф, если вы хотите отсюда валить, — предложил Торрезе, — вертолет прогревает двигатели.
— Все нормально.
Я направился к черному ходу. В коридоре мне встретился седеющего мужчину в костюме, к которому все относились весьма уважительно.
— Прошу прощения, Альдо, что морочу тебе голову в такую минуту, — произнес этот тип, заступая мне дорогу, — но мне кажется, что нам необходимо переговорить.
Я понятия не имел, что ему ответить, не знал, что это за человек. Но, раз он обращался ко мне по имени…