Меня так и подмывало спросить, а в чем же заключается вся эта программа "Психе", но посчитал, что пока что не время.
— Но позволь тебя спросить вот что еще. Если я откажусь от внедрения "Психе" — вернешься?
— Нет. Когда я, наконец-то, принял решение об отставке, то почувствовал себя по-настоящему свободным. Не хочу я больше работать на Консорциум. Не обязан.
— Иногда я и сам чувствую, что он мне осточертел, — вздохнул я. — После всего пережитого необходимо много о чем передумать. Возможно, я сменю программную линию SGC, откажусь от большей части выдаваемой в эфир дешевки. От всего порнохлама. Благодаря нашему финансовому положению, мы можем себе это позволить.
— Ты серьезно? — на лице Липпи появилась тень заинтересованности.
— Я ищу такого, кто мне в этом поможет.
— Просто не верится! И ты надумал, что таким стану я. Интересно, в какой роли?
— Моего советника. А потом… кто знает. Мне все сложнее становится договориться с Эусебио.
— Мне придется подумать. — По тону его голоса я понял, что крючок он заглотнул. — Дай мне какое-то время, Альдо.
— Только слишком долго не раздумывай. Давай договоримся на завтра, в полдень, только не у меня. Скажем… в бюро адвоката Анджело Проди на Пьяцца д'Эсмеральда. Ага, и возьми с собой профессора Кардуччи, мне бы хотелось переговорить и с ним.
Тот не отвечал, продолжая задумчиво кормить голубей, слетающихся все более плотной кучей. Я уже собрался с ним попрощаться, когда их ризницы собора вышел связенник в литургичном одеянии. Его сопровождал маленький министрант. Оба сильно спешили, похоже, их вызвали к умирающему. Увидав их, я по привычке перекрестился. Краем глаза я отметил безграничное изумление на лице Сальваторе, который тоже осенил себя крестным знамением.
Никакой революции делать я не хотел… Прежде всего, мне хотелось обеспечить для себя минимальную безопасность. Липпи создавал впечатление личности, на которую можно опереться. По крайней мере, до того момента, когда я доберусь до хранилища Банко Ансельмиано. А мог ли я рассчитывать еще на кого-либо еще?
По дороге домой я пытался извлечь из компьютера какие-нибудь сведения относительно Луки Торрезе. Но, если не считать даты рождения в каталоге персональных данных, ничего найти не удалось. Я даже не выяснил размера выплачиваемой ему заработной платы.
Не обнаружил я нигде ни малейшего следа программы "Психе". Хотя в сводке, приготовленной Розенкранцем, я нашел рубрику "Эмиссионная Инновационная Программа — исследования, испытания, установка". За весь последний год он поглотил, мелочь, полтора миллиарда долларов кредитов, а в течение последних буквально двух недель — еще восемьсот миллионов. Что могло столько стоить, и какие сказочные прибыли должно было принести? Придется Кардуччи все это мне пояснить.
Еще меня заинтриговала небольшая иконка в углу экрана — палец, прижатый к губам. Неужто дополнительное предохранение? Я навел на нее курсор и кликнул. Появилась команда: "введи пароль". Мне трудно было поверить, чтобы Гурбиани, запуская доступ посредством дактилоскопического сенсора, предохранялся еще и перед самим собой. А может он принимал во внимание риск того, что кто-то пожелает отрезать ему палец?… Благодаря системной информации о жестком диске, я сориентировался, что закрытые паролем файлы представляли собой около трети памяти компьютера. Неплохо!… Вот только как добраться до них, не зная пароля?
Торрезе ожидал меня на краю двора, в тени платана, и, если бы он, увидав меня, не сделал ни малейшего движения, я бы, скорее всего, его и не заметил. Жестом я пригласил его зайти в дом, но тот отказался.
— Давайте лучше пройдемся, предложил он, указав на хорошо утоптанную дорожку среди мелких скал. — Похоже, вас кто-то весьма опасается… — вполголоса начал он, когда я с ним поравнялся.
— Это не новость, пожал я плечами. — Лучше скажи мне, кто у тебя во главе списка этих перепуганных?
— Сейчас не время для шуток. Я обнаружил три буквально только что установленные подслушки. В вашей спальне, в вертолете и в автомобиле. Работа профессиональная. Это ужасно раздражает, но, к сожалению, я не могу быть уверен во всех своих людях. Кто-то на самом верху явно ужасно боится того, что ты можешь сделать.
— Вся суть в том, что у меня нет еще точно определенных намерений.
— Вы вернулись. Этого достаточно. Пара человек моги уже привыкнуть к мысли, что вам хана.