Во взятом повстанцами коэнском лагере было шумно. Победители считали добычу, радуясь её количеству, но более всего — своему первому крупному успеху. Это был уже не налёт на поместье, не ограбленный купеческий караван, а настоящая победа над регулярной воинской частью. Палатки безжалостно потрошились, и Гирхарт порадовался, что заранее озаботился послать надёжную охрану к полковничьему шатру.
Охрана оказалась на месте, палатка — цела и невредима, а внутри неё обнаружился Таскир.
— Богато живут в Коэнской армии, — заметил он при виде Гирхарта. — Ни в чём себе не отказывают.
Гирхарт кивнул, оглядев гнутую мебель ценного дерева, свисающий с потолка бронзовый позолоченный светильник в виде цветочной гирлянды, шёлковое покрывало на походной кровати. На столе под светильником стояли серебряный винный кувшин, серебряные же чаши и лежали свёрнутые пергаменты и стопка табличек для письма, что было уже значительно интереснее.
— Хорошее вино, — оценил Таскир, налив себе из кувшина и пригубив. — Тархи должно понравиться. Он, как это ни странно, в винах разбирается не хуже иного патриция.
— Угу, — согласился Гирхарт, разворачивая карту Вастаса и его окрестностей. — Где он, кстати?
— Не знаю. Пойду поищу его, а потом мы вместе это посмотрим.
Вернулся Таскир один.
— Гирхарт, — сказал он, входя, и Гирхарт удивлённо поднял голову, услышав его напряженный голос, — Тархи погиб.
— Как?
— Как? — переспросил Таскир. — Обыкновенно. Как на войне погибают.
Вдвоём они вышли из палатки и прошли к окраине лагеря. Тело их товарища уже уложили на импровизированные носилки из подобранных копий и щита. Лицо Тархи искажала гримаса то ли муки, то ли ярости, лёгкий панцирь был залит кровью. Две раны, опытным глазом определил Гирхарт. Одна в грудь, другая в горло. Шагнув вперёд, он опустился на колени рядом с телом. Тархи больше нет, значит, собранные им разбойники остались без командира и кому-то придется их забрать, либо ему, либо Таскиру. Скорее ему, Таскир разбойный люд не очень-то жалует, имея с ним дело только по необходимости. Матерь милосердная, о чём он думает!
— Они заплатят и за это, — тихо сказал Гирхарт.
ГЛАВА 7
Время уже не бежало — мчалось галопом, и каждый день был на счету. Разгрома своих войск Коэна не простит, и как только о нём станет известно, за восставших примутся всерьёз. А значит, за эти дни требовалось превратить сошедшийся к ним сброд в хоть какое-то подобие армии. К удивлению Гирхарта, времени для этого оказалось даже больше, чем он рассчитывал. Видимо, в последние годы император изрядно поиздержался, воюя на два фронта, да ещё и пытаясь одновременно справиться с разбойниками и пиратами. Передышка была использована с толком. Собравшуюся толпу разбили на десятки и сотни, назначили им командиров и попытались преподать азы воинского устава. Все бойцы первого отряда стали десятниками и сотниками, и всё равно их не хватало. Ситуация усугублялась тем, что, прослышав о победе, к Вастасу стали стекаться новые добровольцы, и их число даже превысило ожидаемое. Всю эту ораву требовалось кормить и снаряжать, а пропитание приходилось добывать в уже изрядно разграбленной округе; с оружием же было ещё хуже. Всё, что было скоплено за прошедший год, разобрали до последнего ножа, и всё равно около трети осталось с пустыми руками, если не считать самодельных дубин и пращей. Доспехов же было совсем мало. Конечно, всё, что можно, сняли с убитых коэнцев, но всё равно…
Не хватало всего, но в первую очередь — дисциплины. Таскиру приходилось легче — и людей у него было поменьше, и люди эти были поспокойнее. Они шли сюда, достаточно чётко представляя, что их ждёт, и что они должны будут делать. Гирхартова же вольница пришла за свободой, понимая её исключительно как свободу убивать и грабить ненавистных хозяев, а заодно и всех, до кого удастся дотянуться. И с ходу втолковать им, как всё это соотносится с требованиями нести караульную службу и слушаться дурака-десятника, было невозможно — но необходимо. Гирхарт спал урывками и ел на ходу. Его лицо осунулось, глаза были обведены тёмными кругами, так что его несколько раз спрашивали, не заболел ли он. Гирхарт лишь отмахивался, с головой уйдя в водоворот неотложных дел.