- Мое лицо под маской ночи скрыто, - довольно браво начала она, - Но все оно пылает от стыда за то, что ты подслушал нынче ночью. Хотела б я приличья соблюсти, от слов своих хотела б отказаться, - и тут запнулась, нервно заглядывая в листок. – Хотела отказаться… но прочь лицемерие…
- Ну же! – подбодрил ее Паша. – Дальше! Все отлично! Ну же! «Меня ты любишь?» - начал подсказывать он. – «Знаю, скажешь: да»…
Врублевскому же, казалось, вообще было безразлично все то, что происходило на сцене. Он даже не попытался поддержать девушку, отрешенно глядя куда-то в потолок. На его лице так и читалось: «Скорей бы все это закончилось».
Блондинка тем временем набрала в грудь побольше воздуха и вполне сносно выдала еще четверостишье, но потом снова начала спотыкаться на каждом слове.
- О, милый мой Ромео… если любить….скажи мне честно, - монотонно бубнила она, пока совсем не замолкла, нервно теребя листок.
На мгновение в зале повисла пауза, которую неожиданно нарушил звонкий, уверенный голос Юли:
- О, милый мой Ромео, если любить -
Скажи мне честно. Если ж ты находишь,
Что слишком быстро победил меня, -
Нахмурюсь я, скажу капризно: "Нет",
Чтоб ты молил. Иначе - ни за что!
Юля потом неоднократно спрашивала себя, что ее дернуло в тот момент закончить за ту девушку ее речь, но слова сами рвались из нее наружу. Выпалив все это на одном дыхании, она заметила, как на нее устремились взгляды всех присутствующих в зале. Даже Врублевский выпрямил спину и смотрел на нее вполне осмысленным и заинтересованным взглядом.
- Прошу! – через секунду около нее уже стоял Паша Антипенко, жестом приглашая пройти ее на сцену и продолжить.
К собственному удивлению Юля поняла, что вся ее нерешительность куда-то улетучилась, уступив место непонятному азарту и воодушевлению. Она улыбнулась Паше и, поднявшись со своего места, направилась на сцену, по пути продолжая зачитывать монолог Джульетты; при этом она глядела только на Романа:
- Да, мой Монтекки, да, я безрассудна,
И ветреной меня ты вправе счесть.
Но верь мне, друг, - и буду я верней
Всех, кто себя вести хитро умеет.
И я могла б казаться равнодушной,
Когда б ты не застал меня врасплох
И не подслушал бы моих признаний.
Прости ж меня, прошу, и не считай
За легкомыслие порыв мой страстный,
Который ночи мрак тебе открыл.
Вначале Роман смотрел на нее, выжидательно сузив глаза и наморщив лоб, но по мере того, как Юля к нему приближалась, недоумение на его лице сменялось узнаванием. И когда Юля, закончив речь, остановилась в метре от него, его глаза расширились, брови взметнулись вверх, а губы дрогнули в неуверенной улыбке.
- Джульетта? – удивленно проговорил он, оглядывая Юлю с ног до головы.
Юля хотелось бы ответить что-нибудь кокетливое или остроумное, или даже язвительное, но вместо этого она просто сказала:
- Я, - и развела руками.
- Паша, - Роман повернулся к другу и широко улыбнулся, - кажется, мы нашли Джульетту.
- Не вопрос, - улыбнулся в ответ Паша. Улыбка у него оказалась открытая и обезоруживающая, так что Юля не сдержалась и тоже улыбнулась.
- Вообще-то, - сказала она потом, - я не собиралась претендовать на эту роль, а пришла за компанию с подругой, так что можете искать Джульетту дальше.
- Вообще-то, - в тон ей ответил Врублевский, - тебя никто не спрашивает: собиралась ты или нет. Джульетту играть будешь ты и точка.
Он сказал это так твердо и уверенно, глядя ей прямо в глаза, что у Юли на душе все запело, а сердце от неконтролируемой радости подпрыгнуло и ускорило свой бег.
- Так, девушки, все свободны! – обратился в это время Паша к сидящим в зале претенденткам. – Кто желает, может завтра опробоваться на роли синьор Монтекки и Капулетти, а также для массовки. Встречаемся в это же время в этом же месте. До свидания, - и, не обращая внимания на недовольные реплики несостоявшихся Джульетт, запрыгнул на сцену к Юле и Роману.