Но подобные образы и неясные желания следует благоразумно держать при себе. Я всё же достаточно образованный, культурный человек, читывала Фрейда и Фромма и сознаю, что хаос чувств и потаенных желаний – это признак душевной смуты. А душевная смута иной раз даже добропорядочную женщину, жену, мать, – заведет туда, откуда нет возврата.
Вот, к примеру. Что сейчас делаю я?
А вот что делает добропорядочная мать семейства, госчиновник и журналист.
Она идет на тайную квартиру в тихом доме, где встретится с любовником. В то время как муж забрал сына из садика и они, наверное, сейчас гуляют по городу, счастливые и довольные друг другом.
Если не повезет или, наоборот, повезет, я могу их встретить, потому что они должны гулять где-то здесь.
И вдруг, подчиняясь какому-то порыву, я загадываю: если сейчас встречу мужа и сыночка, никуда не пойду и вообще – завяжу с любовником.
С острым любопытством смотрю я по сторонам, жду: примет ли судьба – или кто ещё занимается такими контрактами – мой вызов. Но нет, не видно нигде моих дорогих мужчин. Я вздыхаю: грешной женщине никто не поможет, кроме неё самой. Вот перед праведницей, когда она колеблется – соблазниться ли падением, – вот уж тут, наверное, все приметы, намеки и совпадения будут наготове, только соблазнись и погреши.
Что ж, надо идти. Мой тайный любовник будет ждать меня, я обещала, дала слово.
Вот и тихий домик, тихая квартирка. Я стучу в дверь, она тотчас распахивается, мой любовник стоит за дверью так, чтоб его не мог увидеть случайный человек. В том, что мой любовник предпочитает быть не узнанным, нет ничего удивительного, ведь он – мэр.
Да, да, мой любовник – мэр, с которым я простилась час назад в его кабинете. Там мы обо всём и договорились, вернее – он уговорил меня, потому что не так уж и велико моё желание быть любовницей моего начальника-мэра. Собственно говоря, когда по каким-то причинам – а их немало – мы не встречаемся для любовных утех месяц, полтора, два – я не испытываю дискомфорта. А вот мэр…
Мэр хорошо ко мне относится. Очень хорошо. Я не рискую произносить это слово – любит. Я вообще не уверена в том, что политики способны кого-то любить. Любовь и политика, если позволится мне переиначить поэта, – две вещи несовместные. Как несовместимы искренность и расчет. Но когда он вот так обнимает меня и по телу его пробегает дрожь, я ощущаю его искреннее чувство, и, какой бы оно ни было глубины, – мне оно согревает душу. Что там говорить, жизнь женщины буквально преображается, становится ярче, пронзительней, когда её страстно желает умный, видный мужчина. А если он к тому же – мэр?
Я понимаю, что это – цинизм. Но что я могу поделать с собой, если мне мало одного мужчины, во всяком случае – одного моего мужа. Хотя он и прекрасный человек. Хотя у нас семья, сын, полная чаша и взаимопонимание. Да, я, наверное, безнадёжно испорченная женщина. Я знаю, что отвечу за это перед всевышним. Но… если уж мне нужен ещё один мужчина, пусть им будет мэр, а не какой-нибудь неудачник или тупой новый русский.
Тем временем мэр принялся за дело. Обычно, не совсем уверенный в своей мужской состоятельности, мэр тщательно готовит самую последнюю стадию. Он очень изобретателен, разве что носом не работает. Но сегодня нетерпение подвело его: он кинулся в омут очертя голову, такой крутой мужчина, чуть ли не в прихожей…
И у него ничего не получилось. То есть у него-то как раз получилось, а у меня – нет. Ну да мне не привыкать, я к этому отношусь довольно спокойно, потому что знаю – мир несовершенен, а мужчины – тем более. С мэром я получаю удовлетворение, наверное, через раз, с мужем – через два на третий. Был, правда, когда-то человек… но, возможно, и с ним происходили неудачи, да со временем подзабылось.
Но мэр внимателен и чуток. Он пытливо смотрит мне в глаза, проверяет – довольна ли я. Понятное дело, я довольна. Я вздыхаю, прикрываю глаза, укладываю его голову себе на плечо.
Мэр спокоен, расслабляется – его мужское реноме подтверждено. В конце концов, нельзя же лишить мэра уверенности в себе. Мэр не принадлежит себе, он принадлежит народу.
– Что ты сказала? – поднимает голову народное достояние.
Я, кажется, проговорилась. Ну да ничего. Я знаю, как управлять мужчинами.
– Что мы должны обсудить? – я начинаю потихоньку одеваться.
С печалью принимает мэр мой недвусмысленный намек на то, что наше время истекает. Он питает несбыточную надежду провести со мной целый вечер, а лучше ночь, и насладиться мною сполна. Но, как известно, лучшее – враг хорошего, и потому я никогда не подвергну мэра такому тяжкому испытанию.