Таким образом, ему доложат, что у нас с Димой была любовная связь ещё до моего замужества, связь бурная и недолгая. Мэр узнает всё до мелочей, с терпением политика и упорством ревнивого мужчины: кого же любила твоя любимая холодная женщина?..
Что скрывать, я влюбилась в Диму как сумасшедшая, это было так сладко: покориться наконец-то и мне, которой покорялись все мужчины на моём пути.
И это стало ужасной ошибкой. Я оказалась в ряду тех дурочек, что вешались ему на шею, – всего лишь одной из них, не более. И когда я поняла это, я бросила его. И вышла замуж, и родила сына. И стала лучшей журналисткой города. Недаром мэр пригласил в пресс-секретари именно меня, уговаривал три месяца, – и это после того, как я в оппозиционной газетке сто раз критиковала его самого и всю рать его подчиненных. Словом, я живу нормально, у меня есть всё: работа, семья, достаток. Вон даже и мэр мой любовник и, по сути, у меня в руках.
Так что в каком-то высшем смысле я должна быть благодарна Диме: если б не его урок, может быть, моя жизнь сложилась бы по-другому. Телегений уже тогда, пять лет назад, был в своем ремесле по крайней мере – мастером. Все наперебой хвалили его операторскую руку, признавали за ним талант, каждый его сюжетец удостаивался рукоплесканий. А кто была я? Журналисточка местной газетки: жилкомхоз, ветераны, страница к Восьмому марта или Дню пищевика.
И вот теперь наш замечательный мэр вознамерился свести Диму и меня в одну творческую бригаду по переизбранию самого себя, любимого, на второй срок.
Ничего не скажешь, идея очень даже неглупая.
Но мне-то зачем вся эта возня, на многие месяцы, вместе с человеком, который оскорбил меня, унизил?..
Только для того, чтобы мой любовник-мэр, не дай бог, не потерял власть, с которой так сжился, свыкся?
Тут меня внезапно разбирает смех. Соседи по скамейке, какие-то пенсионеры, с любопытством на меня смотрят.
Я поспешно ретируюсь. Выхожу на набережную, иду вдоль парапета. Июньский ветерок холодит моё разгоряченное лицо, осушает какую-то непонятную влагу на ресницах, – наверное, попало что-то в глаз.
Вот передо мною маленькая площадь с постаментом посередине. Когда-то здесь стоял памятник вождю мирового пролетариата. И вот здесь, на этой набережной, на этой площади, на этом постаменте – Дима снимал меня своей камерой. Был июль, наш лучший месяц. Он зашел за мной в редакцию, камера висела на плече, мы отправились гулять, он начал меня снимать потихоньку, – я дурачилась всю дорогу и потом, на постаменте, пустилась во все тяжкие, чуть ли не канкан на нем изображала, – был такой день, такая минута. А он молчал и следил за мной объективом своей камеры.
Через неделю, на моё двадцатипятилетие, он подарил мне фильм. Фильм под названием «Александрия». Подобрал музыку, смонтировал мои выкрутасы на площади, на постаменте, свои прекрасные пейзажи, – получился фильм о лете, о красоте, о счастье…
Через месяц я разбила эту кассету утюгом – ничего потяжелей не попало под руку. Несмотря на боль и ненависть, я сто раз пожалела потом, но – как можно было жить дальше, видя себя – такую, тогда?..
И вот теперь я должна буду набраться терпения, сжать зубы – и работать с ним, с этим Димочкой.
Вот уж нет.
Это ведь он, телегений Дима, виноват в том, что той Сашеньки на кассете, из фильма «Александрия», – её больше нет. А есть Александра Петровна, пресс-секретарь, опытная, хладнокровная женщина.
Ведь это телегений виноват в том, что я такая, какая есть теперь.
И я принимаю твердое решение: ноги моей не будет в избирательной кампании – и вообще, в любой компании! – где появится телегений.
ГОЛОС ТРЕТИЙ. ТЕЛЕВИЗИОННЫЙ ГЕНИЙ
Я открываю глаза.
Утро. Новый день.
Каждый мой день начинается с этих философических двадцати минут в постели.
Хвала создателю, я не чиновник, не клерк, мне не нужно бежать на работу к восьми-девяти. Я человек так называемой творческой профессии, поэтому могу позволить себе поваляться в постели. Вот именно: если денег толком не платят, так зато и свободен как ветер.
Я гляжу на потолок, на люстру, на стены моего жилища – они всё те же, что и семь лет назад, когда я въехал в эту квартирку после развода с женой. Жизнь вокруг изменилась до неузнаваемости – мой дом остался прежним. И, правду сказать, вовсе не потому, что я здоровый консерватор. Просто-напросто я не могу заработать достаточно денег, чтоб улучшить интерьер. Вот, пожалуйста: года три, наверное, хочу купить новую люстру, но по-прежнему висит надо мной это трехрожковое паскудство. Или ещё – рабочий стол. Я собрал его своими руками из подсобного материала – фанеры и бруса, – так и стоит сооружение, укрытое от стыда скатертью.