Её, нежности, во мне осталось немного, я уже не могу любить женщин всей душой. Я люблю их половиной, четвертью души – и, оказывается, для многих и этого – довольно, чтобы быть счастливой. Я не помню, чтоб за последние годы я кому-то признался в любви – язык не поворачивается. Когда это случилось в последний раз? Может быть… не помню.
Словом, постояла Марина и ушла, сказав что-то на прощанье. Я заснул, на славу выспался, и вот лежу теперь, гляжу в потолок и наконец-то даю себе волю: подумать над тем, что сообщила мне Марина.
Видите ли, мэр зовет меня сегодня в полдень на совещание. Подумать только – совещание! Как будто я клерк из мэрии. Любой российский градоначальник искренне уверен, что все жители города – если уж не прямые подчиненные, то являться по первому зову обязаны.
Мэр зовет меня обсудить подготовку к его новой избирательной кампании. Понятно. Это хорошо. Выборы дают возможность нашему брату-телевизионщику выжить или укрепить свое материально-финансовое положение (для тех, кто выжил). Это всё понятно и неинтересно.
Тут я улыбаюсь и смотрю на часы. Назначено на двенадцать, ещё уйма времени. Улыбаюсь я потому, что ловлю себя самого на вранье. Конечно, то, о чем будет толковать мэр, мне неинтересно. Это правда. Но то, что будет сама встреча, – это меня интересует. И не просто интересует – волнует, будоражит настолько, что, даже думая и рассуждая о Марине, я на самом деле думал о другой женщине.
Я думал и думаю о Саше, об Александре Петровне, пресс-секретаре мэрии.
Тут я перевожу взгляд на полку с видеокассетами. Там есть кассета, которую я смотрю редко. Связываться с этой кассетой, знаете ли, себе дороже. Посмотришь – настроение падает, окружающие страдают, – например, любящие тебя ни в чем не повинные женщины.
Я достаю эту кассету очень редко. Когда предстоит что-нибудь особенное в моей жизни. Или когда мазохистское настроение. Похоже, сегодня такой день. И я, наконец, позволяю себе ясно сформулировать то, что так задело меня.
На совещание к мэру может прийти Саша. Ведь выборы мэра – это часть её прямых служебных обязанностей. И теперь может получиться так, что мы – я и Саша – станем часто видеться, так сказать, общаться на производстве.
Это хорошо или плохо? – спрашиваю я себя самого.
Не знаю, – отвечаю себе же.
То есть, если начистоту, мне хочется, чтоб мы встречались и общались. Собственно говоря, я очень хочу, чтоб мы виделись постоянно. И если сейчас она позовет меня, если ей понадобится моя помощь, я брошу всё, кроме сына, и помчусь стрелой…
Но в том-то и дело: у меня нет никакой уверенности, что ей хочется того же, что и мне. Я даже уверен в обратном.
То, что я сделал с нею, с нашими отношениями, – этого простить невозможно. Я это знаю и на прощение не надеюсь. Да и на что можно надеяться: Саша замужем, у неё ребенок, положение и всё такое прочее. У неё всё в порядке, зачем ей нужен нищий пожилой мужик, когда-то так больно ранивший её душу?
Итак, начинается мазохистская пятиминутка. Я иду на кухню, ставлю кофе, достаю кассету, сую в видик. Проматываю часть пленки – мои старые упражнения в монтаже и композиции под названием «Александрия» – этого я смотреть не буду, это мне сейчас не по силам.
Я отхлебываю кофе, закуриваю сигарету и начинаю смотреть. Я смотрю все видеоматериалы, которые проходили по нашему каналу с участием Саши.
Вот она, работая ещё в газете, ведет у нас обзор печати.
Вот она, ведущая, в передаче о самодеятельных городских театрах.
А вот знаменитый (в определенных кругах) прямой эфир: мэр против журналистки по квартирному вопросу.
Подоплека была такова: Саша добыла компромат – как мэр приватизировал громадную старую квартиру. Обычная метода: коммунальных жильцов расселили, а деньги на это, по официальной версии, дал мэр. Вспыхнул скандал. Мэр вызвал Сашу на поединок в прямом эфире. Я так волновался тогда, что ушел из студии, наблюдал сшибку по монитору из своего кабинетика. Попросту говоря, меня трясло, и я выпил полстакана водки. Дуэль завершилась благополучной ничьей: мэр доказал отсутствие злоупотреблений и свою финансовую чистоплотность, но и признал, что рядовому гражданину даже при наличии денег не удалось бы заполучить такую квартирку. Дескать, одна из немногих привилегий мэра.
После этой истории Саша сделалась пресс-секретарем, с тех пор регулярно появляется на экране, – все сюжеты у меня на видеокассетах, не упустил ни одного кадра.
Кассета кончается, я докуриваю последнюю сигарету, и одна мысль у меня в голове: какая это жуткая сила – красивая и умная женщина на экране телевизора.
… Миллион раз я прокручивал в голове тот наш последний разговор.