Я страдаю гидремией. Возможно, поэтому вода тянет меня, хотя воду следовало бы тянуть мне. Когда мы жили в Риме, у нас в саду был колодец, и я хотел спуститься в него и сменить имя на Анджелотти. Даже в раннем детстве героика меня не интересовала, но мать играла Пуччини и не разрешала мне быть Флорией Тоской. Я научился помалкивать и прятаться в колодце. Я не герой и не гожусь даже в шахматные рыцари. Попытка стать священником была сродни фианкетто, не так ли? Умный ход плохого игрока.
Но теперь Гендель – врач. Врачи спасают жизнь, врачи – фигуры важные. Мой старший брат – судья. Я живу за счет болезни, он – за счет преступления, однако мы очень уважаемые люди. Склонитесь пред Знаком Пиявки. Ха-ха. Знаете, а у меня такой есть – деревянная доска с жизнерадостной пиявкой. Я купил ее в аптеке восемнадцатого века, вместе со стеклянными трубками, серебряными пузырьками, баночками с вытисненными буквами и прочими прибамбасами медицинского очковтирательства. Распродажа Сотби.
Я не хочу говорить, что лишился иллюзий, но это так и есть.
Что было моими иллюзиями?
Прогресс. Любовь. Человеческая Натура.
Не рассмотреть ли нам эти иллюзии одну за другой прямо сейчас, в душном вагоне мертвого поезда, вытесненного бетонным морем на запасной путь?
Прогресс: постоянное приближение к чему-то лучшему или высшему по развитию. Улучшается ли род людской, развивается ли по сравнению с тем, каким был раньше? История знала множество выдающихся мужчин и женщин, а поскольку людей сейчас несоизмеримо больше, чем прежде, можно ожидать, по крайней мере, пропорционального роста величия и доброты. Но где они? В политике их нет. В общественной жизни тоже. У Церкви, какое бы клеймо на ней ни стояло, тоже нет выдающихся духовных лидеров. Готов признать: хороших ученых у нас стало больше, если считать хорошим ученым опытного специалиста в узкой области, делающего больше открытий, чем его покойные коллеги. Но если мы спросим, нравственнее ли они, острее ли сознают свою ответственность перед обществом, дисциплинированнее, значимее ли для всеобщего счастья, – обнаружится, что наши ученые не адекватны тому веку, который, по их утверждению, они же и создали. Публике подсовывают какие-то безделушки, а реальная наука творится за закрытой дверью, в заповеднике фармацевтических компаний и военщины. Оружием будущего станет генетический контроль. В шеренги Армии Нового Типа встанут врачи. Не правда ли, вы мне поверите, если я скажу, что вашему нерожденному ребенку жить будет лучше только с моей помощью? Белый халат заменит хаки так же, как пушка уступит место шприцу.
Я люблю читать Джорджа Бернарда Шоу, но не потому, что он надеялся читаться как усовершенствованный Шекспир: этот провидец искренне верил, что социализм может развить низменнейший человеческий инстинкт – жадность. Есть ли у нее такой ген, который можно выявить и удалить? Если да, то денег на такие исследования вряд ли дадут – гораздо выгоднее истреблять рыжих или гомосексуалистов. Какая разница? В пятнадцатом веке было хорошо известно: рыжие волосы – признак любовницы Дьявола. Если бы наши предки обладали современной технологией, женщина, сидящая сейчас напротив, скорее всего, была бы брюнеткой. Рыжие бы исчезли, и мы оправдали бы их потерю, сказав: «Ну что ж, зато благодаря нам на свете не осталось ведьм». Генная инженерия приписала бы себе обычный общественный сдвиг. Ведьмы и дьяволы нам больше не угрожают. Мы ничего не имеем против соседки – безобидной дамы, что выращивает лекарственные травы, против ее перегонного куба для отваров, черного кота и рыжих волос. Некогда мы привязали бы ее к столбу и сожгли, а нынче для нас оскорбительны лишь педики.
Мы, правоверные католики, даже не вздрогнем от небольшого хирургического вмешательства. Однажды мы уже сделали такую ошибку. В 1936-м, когда католическое руководство вступило в сговор с нацистами, Гитлеру не нравилась идея Концентрационных Лагерей. Он ратовал за принудительную стерилизацию «носителей наследственных болезней». Однако его советник, кардинал Фаульхабер, не согласился. «С точки зрения Церкви, герр Канцлер, Государству вовсе не запрещается из соображений безопасности и нравственности изолировать этот сброд от общества. Но вместо физического увечья следовало бы испробовать иные меры защиты. И мера такая имеется: интернирование людей с наследственными болезнями». (Посмертные произведения кардинала Фаульхабера.)
Правоверные католики. Ортодоксальные иудеи. Как-то раз я слышал: бывший верховный раввин приводил доводы за генетическую чистку гомосексуалистов. Он утверждал, что это гуманнее тюремного заключения.