Когда они были тремя генинами под руководством Макото-сенсея, он все время учил их жизни. Преподавал уроки о верности и храбрости, часто играл на детской непосредственности, заставлял превозмогать себя и переступать через слабости.
Но однажды он рассказал им историю.
С годами Саюри успела забыть этот урок, уже не помнила подробности и имена персонажей. Но слова Изаму освежили в памяти ту часть, где герой предаёт своих людей и переходит на сторону врага. В той истории не было ни дзюцу, ни шиноби. Одна сторона победила другую обманом: выманили всех воинов на бой, а сами разрушили их опустевший город.
— И как это связано со словами твоего сокомандника? — спросил Гаара, дослушав девушку.
Саюри опустила голову, глубоко вздохнув, но тут же поморщилась от тупой боли в груди.
— Когда... герой предал своих людей, лучший друг пытался остановить его. Он не послушал и сказал: «мы ещё встретимся в бою, и если я приму смерть, то только от твоей руки». Гаара-сама, — Саюри посмотрела на него с мольбой, — Изаму хотел предупредить меня. Если бы он хотел навредить мне, он сделал бы это сразу!
От мысли, что девушку действительно могли убить, у Гаары внутри сильно защемило. Его ладонь невольно потянулась к ее руке, но он осекся и вернул ее обратно.
— Он бросил в тебя кунай, — твёрдо возразил Казекаге. — Если бы ты не увернулась...
— Ему было нужно, чтобы я увидела. Он не говорит с самого детства, мы всегда общались с ним жестами. Изаму хотел показать. Но я не видела из-за повязки, и ему прошлось сделать это, потому что я не подпустила бы его ближе.
Гаара протянул руку и пальцем провёл по крошечной царапине на лбу девушки. Бледная кожа была гладкой и... холодной. Должно быть, замёрзла во сне. Ночи в пустыне никогда не были достаточно тёплыми, особенно для неё.
— Ты защищаешь того, кто предал вашу деревню, — сказал он. — Того, кто однажды уже чуть не убил тебя.
Саюри коснулась его руки, смотря прямо в бирюзовые глаза. Взяла в свою, переплетая пальцы. Воспоминания о той ночи вдруг снова нагрянули непрошеным гостем и поселились в сознании.
Гаара дёрнулся, но не отстранился. Его взгляд метался по лицу Саюри. Если бы не он, ничто не выдало бы вновь неизвестно откуда взявшееся волнение.
— В конце той истории, — вдруг снова заговорила девушка, — герой оказался хорошим. Ему пришлось сделать вид, что он предал своих людей, чтобы защитить их.
— И ты думаешь, что Изаму поступил так же? — спросил Казекаге настороженно, чуть сильнее сжимая руку Саюри.
— Это бы все объясняло.
Понимая, насколько сильно и неумолимо его тянет к Саюри в прямом и переносном смысле, Гаара чувствовал, как рассыпалась стена, которую он старательно возводил между ними. Одним богам известно, сколько сил ему тогда понадобилось, чтобы подняться с кровати и уйти от неё. Не возвращаться домой. Не видеть ее улыбку, не прикасаться к мягкой коже. Он занимал себя чем угодно, брался за то, что полагалось делать его Совету, лишь бы поменьше думать о Саюри, но... Гаара не смог выкинуть ее из головы. На это у него сил не хватило.
Невольно приблизившись к лицу девушки на расстояние нескольких сантиметров, он замер и отстранился. Глубоко вздохнул, качая головой.
Саюри густо покраснела от смущения. Сомкнув приоткрытые губы, она тоже отвела взгляд в сторону, прерывисто дыша. Ее маленькая ладонь едва ощутимо дрожала. Она высвободила ее из руки Гаары и заправила за ухо волосы.
— Простите, Казекаге-сама... — Чрезмерно официальное обращение больно резануло по слуху. — Это я виновата. Я знаю, что Вы не хотели...
— Саюри. — Суровый тон заставил девушку вздрогнуть. Гаара коснулся подбородка и повернул ее лицо к себе, тут же смягчившись. — Дело не в том, что я не хочу. Я просто... не могу. Я не должен подвергать тебя опасности.
На ее густых ресницах блеснула слеза.
— Вы не...
— Саюри, я опасен, — продолжал Казекаге. — Я несколько раз чуть не убил тебя, и это может случиться вновь. С моей стороны... — он запнулся, подбирая слова, — ... я не могу позволить, чтобы с тобой что-то случилось. Тем более по моей вине.
По ещё красной от смущения щеке Саюри прокатилась слеза. Она смотрела в глаза Гаары, перебирая пальцами ткань одеяла, пока эмоции на ее лице сменяли одна другую каждую секунду.
— Сначала я думал, что смогу защитить тебя, — продолжал он. — Но потом понял, что я не уберегу тебя от самого страшного — от себя. Я монстр. Я должен был стать оружием, преимуществом в войне. Мне никогда не было суждено...
— Вы не монстр, Гаара-сама, — перебила его Саюри. — Он есть внутри Вас, но это не одно и то же. Вы человечнее большинства людей, которых я знаю, и единственный, кого нужно от Вас беречь — это Вы сами.
Казекаге в недоумении не нашёл слов для ответа.
Прошло много времени с тех пор, как он перестал вселять ужас во всех вокруг, но никто не говорил ему ничего подобного. Ни один человек, даже родные брат и сестра, не питали к нему столько трепета и нежности, сколько заключалось в нескольких фразах, произнесённых Саюри.
Во всегда непреклонном, серьёзном взгляде мелькнуло нечто совершенно ему не свойственное.
Тонкие пальцы Саюри забрались в его волосы с той же скоростью, с которой его принципы летели ко всем чертям. И если несколько минут назад он твёрдо стоял на том, что не должен находиться рядом с ней, то теперь был уверен, что никогда в жизни от себя не отпустит.
Ворот смятой руками Гаары ночной рубашки оголил бледное плечо девушки, и он припал губами к её шее. Саюри прильнула к нему, запрокинув голову, и не смогла сдержать тихий стон удовольствия. Пальцы непроизвольно сжались, слегка царапая кожу под воротником его жилета, и Казекаге вздрогнул. Столько лет прожив с мыслью о том, что почти каждый хочет ударить его в спину, он ощутил прошедшийся по всему телу мощный разряд от непривычного ощущения.
Запечатлев ещё несколько горячих поцелуев на шее, Гаара хотел начать целовать плечи Саюри, но она притянула его к своим губам.
Ловкие женские пальцы поддели одну застежку за другой, и через несколько секунд и военный жилет, и кофта полетели на пол. Мышцы на оголенном торсе напряглись, сильные руки крепче обхватили Саюри, утягивая за собой.
До этого дня Гаара думал, что чтобы попасть в рай, нужно сначала умереть.
***
В слабом свете луны кожа Саюри была совсем белой, а волосы переливались серебром. Обнаженные лопатки едва заметно приподнимались при каждом ее вдохе, и можно было рассмотреть уже заживший шрам между них.
Она лежала на груди Гаары, крепко обнимая обеими руками и греясь теплом его тела. Такая красивая и умиротворённая в первом за долгое время спокойном сне.
Для него это было странно. Так непонятно и ново. Он не уделял внимания девушкам, мелькавшим в его жизни, и никогда не оставался с ними до утра. В его голову даже не приходили такие мысли. Но тут было другое. Совсем другое. До сих пор ни одна сторонняя девушка не могла вызвать у него практически никаких эмоций. А Саюри вызывала бурю. Не прикладывая никаких усилий, вообще ничего не делая. Одно ее присутствие ломало его непробиваемую броню. Главная сила заключалась в сильнейшей слабости.
Гаара как обычно не спал. Он водил пальцами по коже девушки, обводя очертания шрамов, и клялся себе, что больше никогда не станет причиной ее слез и не причинит боли. Она была куклой из тончайшего фарфора с несгибаемым стальным стержнем внутри. Иным понадобилось бы несколько жизней, чтобы перенести столько, сколько выпало ей. Но с этим покончено.
Огромная ноющая рана, уродливая кровоточившая дыра в груди Казекаге заполнилась тем, что дарила ему Саюри. Любовь перестала быть лишь иероглифом у него на лбу, и произнесённые много лет назад слова Яшамару обрели смысл.
— Защити меня от самого себя, Саюри, — прошептал он, получше накрывая ее, чтобы не замёрзла. — А я защищу тебя от всего остального.