Казначей прибежал удивительно скоро, сжимая в руках парчовый сверток. Бережно развернув ткань, он вынул из ее складок казавшийся невзрачным кинжал-дагу, в простых кожаных ножнах без украшений, и с поклоном подал его шейху. Джагул, приняв оружие едва ли не с благоговением, вытянул клинок из ножен и, повернувшись к киммерийцу, торжественно произнес:
– В этот кинжале сосредоточена великая магическая сила – заклятие против чар последователей проклятого Сета наложил сам Раэн из Танасула – великий мудрец, живший около пяти столетий назад. Не смотри на простоту клинка, ибо за ней скрывается великая мощь магов. Кофиец неохотно расставался с этой вещью, но он отдал ее мне за одну услугу.
“Интересно, за какую такую услугу кофийский посол мог расплатиться с зуагиром столь “дорогим” кинжалом?” – Конан, поморщившись, взял оружие в руки и оценивающе оглядел его. Что ни говори, но сталь была действительно великолепна – легкая, гибкая и отлично отточенная. Может быть, и скрывалась в кинжале некая магическая сила, но сейчас она не выплескивалась наружу. Это было даже хорошо – киммериец недолюбливал магию, будь она белой, черной или же любой другой.
– На что он мне? – буркнул варвар, возвращая оружие шейху. – Я привык полагаться на меч и свою голову, а не на магические штучки. Забери обратно.
– Не заберу, – уперся Джагул. – Джавиды используют темную, чуждую людям магию. Ты же сам сказал, что вход в подземелье затягивала огненная сеть! Прими мой подарок!
– Ладно уж, – махнул рукой Конан. – Давай сюда твою игрушку.
Варвар пристегнул ножны к поясу, недовольный тем, что пять тысяч золотых вдруг превратились в никчемный ножик. В бою он обычно употреблял меч, который приходилось держать двумя руками, а работать двуручным мечом и дагой было бы крайне затруднительно…
– Рассвет еще не скоро, – сказал Конан, – волшебная паутина исчезнет только с первыми лучами солнца, и сейчас проникнуть в подземелье невозможно. Не думаю, что даже твой волшебный, – это слово он произнес с ноткой презрения в голосе, – кинжал сумеет ее рассечь… Я пошел спать.
Равнодушно развернувшись, киммериец покинул зал, оставив шейха и его челядь обсуждать его бесцеремонность и неучтивость, столь присущие всем варварским народам.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Это был голос Самила…
По мнению Конана, он сидел в узком проходе, ведущем в огромный подземный зал, уже довольно долго, наблюдая за двумя десятками джавидов, расположившихся под сводами бывшего обиталища песчаного раваха. Они долго переговаривались на своем гортанном наречии, которого киммериец не знал, и вдруг из темного туннеля, уходящего в глубины под песками, появился человек, сопровождаемый двумя карликами. Он заговорил по-турански, и Конан тот час же узнал его. Бывший начальник стражи и был тем, кто позволил джавидам беспрепятственно проникнуть в гарем дворца Джагула…
“Вот ублюдок! – выругался про себя Конан. – А я-то еще утром думал, куда же смылся мой раб!”
Так оно и было. Проснувшись на рассвете, киммериец первым делом отправился ко дворцовому казначею за причитающейся ему мздой и покинул покои хранителя сокровищ только тогда, когда пять мешочков, туго набитых империалами Турана, приятной тяжестью оттянули его пояс. Затем он отправился на конюшню и с вызывающей неспешностью выбрал себе великолепного гирканийского скакуна буланой масти. Эти животные ценились за свою выносливость и покладистый нрав, могли переходить большие расстояния без отдыха и отличались неприхотливостью в еде. Ну, а кроме того, лошади гирканийцев без особого труда привыкали к новому хозяину, и едва Конан подошел к выбранному жеребцу, как тот вытянул шею и ткнулся мягкими губами в его ладонь в поисках угощения.
– Ему бы еще седло и сбрую, – повернулся варвар к конюху, и последний немедленно принес требуемое снаряжение, ибо шейх приказал выполнять любые желания и прихоти гостя. Взнуздав и оседлав коня, а так же упрятав в седельной сумке кожаные кошели с золотом, Конан подозвал конюха и сказал:
– Он должен быть готов к моему приходу. А прийти я могу в любой момент.
– Слушаюсь, – отозвался конюх.
Киммериец предполагал, что утащившие Мирдани джавиды уже успели переправить ее если не к заказывавшему похищение, то хотя бы к его слугам или посредникам. Поговорив с шейхом, варвар выяснил, что поблизости нет ни одного оазиса, где могут спрятать Мирдани, и поэтому, скорее всего, путь похитителей лежит к Султанапуру. Напасть на след дочери шейха он рассчитывал еще до полудня. Но нельзя было упускать из виду возможность того, что джавиды могут попросту спрятать девушку в своем подземелье и потребовать выкуп у шейха в золоте. Однако Джагул отверг подобную возможность, будучи уверенным, что возлюбленное дитя пало жертвой интриг завистников шейха из рода людей. Кроме того, старый зуагир сказал Конану, что ни один джавид не посмел бы даже подойти к стенам Султанапура, ибо воины эмира нещадно истребляли их, справедливо почитая за опасных и вредных тварей.