— Н-да, — задумчиво отозвался король, но уже без гневных интонаций в голосе. — Весело, Рюк. Я балдею. И за это я тебе, пожалуй, одну забавную легенду расскажу. Только тебе, — глаза короля опасно блеснули. — Когда-то давно ты предпочёл не проходить испытание тремя днями, хотя я тебе его честно предлагал, но ты сейчас забыл об этом. Ты попросил тетрадь и не захотел возвращаться в мир людей, чтобы вспомнить свое имя. Но если когда-нибудь захочешь… Бог Смерти должен среди цепей, которые тянутся с неба в наш мир, найти единственную, приковывающую его к этому миру, и суметь порвать ее. Тогда он будет свободен.
Рюк внезапно перестал улыбаться. На его зубастой морде отразился самый настоящий испуг.
— Зачем вы мне рассказали это, Ваше Величество?
— А так вот, — злорадно ухмыльнулся король. — Повеселиться захотелось. Дальше ты можешь делать с этой информацией всё, что тебе заблагорассудится. Можешь забыть или притвориться, что забыл. Можешь передать кому-то ещё и позабавиться, наблюдая за реакцией другого синигами. Я смотрю, закисли мы тут совсем. Вот вы по очереди и начали черт-его-знает-что вытворять. Совсем от рук отбились. А я тут пока ещё король, а не осколок кости! Так что подумай над моими словами, если тебе не страшно. А насчет остальных двух твоих вмешательств в судьбу Лайта… Разве не ты его имя записал в тетрадь именно в тот момент, когда его должны были отправить под суд, а потом на электрический стул как международного преступника? Ты спас своего любимчика от очень страшного будущего, по сравнению с которым смерть от сердечного приступа за сорок секунд — гигантское облегчение. И Ниа, к счастью, оказался слишком благороден, чтобы добить семью Ягами окончательно. Даже фальшивый отчёт состряпал. Руководствовался идеалами учителя, следовал заветам о благородстве и тому подобной чепухе. Никогда бы не подумал, что людишкам так важно вести себя благородно в память о ком-то! Но ты? Если тебе сильно хотелось развлечься, вот и развлёкся бы, посмотрев, как этого «Бога нового мира» будут судить, отправят в тюрьму и затем на казнь. Ведь чью-нибудь жизнь украсть и продлить годы себе ты мог в любой момент, поэтому я не поверю подобному объяснению. Нет, тут было нечто другое. Ты сначала спас Лайта от несмываемого позора, а потом помог избежать наказания Пустотой, подарив шанс на другую жизнь. Пусть даже это было бы однообразное существование в мире синигами. Скажешь, нет?
Рюк устало молчал. Создавалось впечатление, будто слова Старика выбили его из колеи. Наконец, он вымолвил:
— Да, я привязан к парнишке, не спорю. И хотел оставить при себе. Думал, будет у меня приятель, станем вместе век вековать, в кости перебрасываться, сплетничать, да всякие проделки устраивать, но… Я забыл про второго. Совсем из виду упустил.
— Кстати, я тоже с трудом понимаю его мотивы. Отказаться от покоя в раю ради того, кто убил тебя? Никто в здравом уме такого бы делать не стал, а он нисколько не похож на сумасшедшего. И почему закон перехода между мирами нарушился ради них? Они оба так сильно помолодели, очутившись здесь!
— Закон перехода не нарушился, Ваше Величество, — объяснил Рюк. — А помолодели они по вполне понятной причине. Полагаю, тот парнишка-детектив был единственным человеком, при жизни интересовавшим Лайта. Единственным, кого Лайт, несмотря на своё негативное отношение, считал равным себе по уровню интеллекта. И хотя L умер на пять лет раньше, их предсмертные мысли оказались похожими. Мы с вами знаем, что в загробном мире именно схожие мысли притягивают две души. И также на это в немалой степени влияют испытываемые чувства. Поэтому оба юноши снова приняли здесь облик подростков, подсознательно вернувшись в тот возраст, в котором, по их внутреннему убеждению, они могли подружиться на Земле. В тринадцать лет души детей чисты, и, кажется, совсем не затронуты тщеславием. Семена тьмы лежат, не взращенные, даже не пустившие побег. Думаю, Лайт и L поняли в миг смерти, что это был их рубеж, после которого всё изменилось. Вероятно, годом позже они оба закрыли свои сердца от мира, отчаявшись найти родственную душу. А еще спустя три года Лайт стал Кирой, а L — детективом, нанятым для его поимки, и надежда окончательно разбилась. Лайт, умирая, хотел вернуть свое утраченное детство. L желал того же ради Лайта, потому они и встретились. Они бы в любом случае встретились. Жаль, я этого не понял сразу.
— Хочешь сказать, не открой ты Врата преддверия бродящему в Пустоте Лайту, не крикни ему про песчаные замки и не услышь твои слова находившийся поблизости L, все равно этот странный мальчишка обменял бы рай на самое страшное… На то, что страшнее даже ада?
— Думаю, да.
— Не верю. Загреметь после смерти в Пустоту намного хуже, чем в ад, или даже просто рассыпаться в прах. Разве люди безумны?
— Нет, Ваше Величество. Но ради чести они готовы на многое, правда, не у всех есть понятие «честь».
— Темнишь, Рюк, — погрозил пальцем король своему подданному. — Ты жил с людьми много лет и изучил их лучше нас всех, вместе взятых, поэтому тебе прекрасно известно, какова истинная причина, двигающая тем пареньком. Не буду вслух называть его настоящее имя, хотя и вижу его написанным у мальчишки над головой. Бледное такое, почти исчезает, но все ещё виднеется. Если он мне к утру его не назовёт, имя исчезнет… Жаль… Куда пойдет душа, добровольно отказавшаяся от рая? Тетрадь смерти он не возьмёт. Можно даже не предлагать. Он упёртый и скорее предпочтет Пустоту.
— Ваше Величество, не звучит ли в тоне вашего голоса уважение?
— А разве тот паренек не достоин его? Какими бы ни были его истинные мотивы, даже я могу позавидовать такой смелости и благородству.
— Согласен, — кивнул Рюк. — Он благородный человек. Но все равно, если L не вспомнит своего имени, мы не сможем отпустить его в мир людей. Он снова расстанется с тем, ради кого прошел столь длинный путь.
Король задумчиво посмотрел вглубь портала, ведущего на Землю.
— Вспомнит, — сказал Старик. — Успеет. Я в нём уверен.
— Бесполезно, — Тсубаса развёл руками, стараясь изображать спокойное равнодушие. — Даже в доме Вэмми все данные уничтожены, наверное, по просьбе Ватари. Ниа не знал моего настоящего имени. Или знал, но забыл, так как на тот момент был чересчур мал. Или просто решил не давать никаких персональных данных обо мне ни в ФБР, ни в Интерпол, несмотря на их просьбы. В общем, я стёрт с лица Земли окончательно и бесповоротно.
— Что-то тут не то, — нахмурился Рэй. — Не верится, ты такой гениальный парень — и не предусмотрел, отправляясь в мир синигами, возможности забыть свое имя? Не подумал, а вдруг эта информация тебе понадобится? Наверное, подумал. И должен был где-то его записать.
— Как я мог заранее предусмотреть такое?! — возмутился Тсубаса. — Я ж не Господь Бог!
— Ты свои шаги вперёд на несколько ходов рассчитываешь, да еще и в разных вариациях, а тут — не предусмотрел? Да ни в жизнь не поверю! — не сдавался Рэй.
— Пусть ты прав. И где, по-твоему, я мог оставить такую надпись со своим именем, причём, будучи уже наполовину призраком?
Рэй на секунду задумался, а потом его лицо расцвело сияющей улыбкой.
— Я знаю!
— И где?
— Как сказать, — почесал затылок мальчишка. — Я уверен процентов примерно на пять-шесть, не больше…
— Плевать, — будто не расслышал окончания фразы Тсубаса. — Не томи, говори!
И Рэй сказал.
Рюк с изумлением наблюдал, как Его Величество сотрясается в конвульсиях безудержного хохота. К месту, где обычно восседал Старик, уже подтягивались синигами, которые несколько часов назад мило общались при помощи шахматной доски в гостях у Мика. У кого-то не хватало когтей, у кого-то кисти руки, у двоих-троих отбили челюсть, а кому-то переломили ногу.
Все собравшиеся с невыразимым страхом взирали на масштабное зрелище. Всегда мрачный и равнодушный ко всему король гоготал так, что в отдалении сотрясались пики чёрных гор.
— Чего случилось? — робко поинтересовался один из подданных у Рюка. — Его Величество, часом, не рехнулся? Может, пора нового короля избирать?