— Неужели я так быстро смог развратить тебя?! — потрясённо воскликнул Рэй, но в глазах его плясали весёлые огоньки.
— Угу, молодёжь нынче пошла совсем распущенная, — имитируя тон старого ханжи, откликнулся Тсубаса, добавив своим обычным голосом. — Всё необходимое, кстати, чтоб ты не переживал, находится в нижнем ящике тумбочки. Под учебником по уголовному законодательству США.
Рэй застыл в удивлении на секунду, потом издал сдавленный смешок, свесил руку вниз и потянул ящик на себя.
— «С ароматом апельсина», — прочёл он, извлекая из-под груды научной литературы запечатанный тюбик и ещё более легко узнаваемую упаковку. – Так. И кто из нас двоих больше интересовался проблемой, бесстыжие твои глаза?!
— Не бесстыжие, а выразительные, — уточнил Тсубаса. — Признаю, с момента твоего приезда в Нью-Йорк я начал вынашивать гнусные планы, вот и запасся. Вероятность того, что «аксессуары» пригодятся, была 1:15. Не так уж мало. Но мы уходим от темы. Надеюсь, ты сообразил, что дальше делать?
— Интеллектом Бог не обделил, — рассмеялся Рэй. – Ну, если ты готов… Повернись-ка спиной!
— Это ещё зачем?!
— Ага, испугался?
Тсубаса пожал плечами и уселся на кровати спиной к Рэю. Тот что-то зашептал, вычерчивая подушечкой пальца на коже приятеля витиеватые узоры. Когда он отнял руку, Тсубаса почувствовал скользнувшую по позвоночнику сверху вниз прохладную волну:
— Ты чего там вытворяешь с моими нервными окончаниями?
— Секрет.
— Ну, не хочешь — не говори, — обиженно фыркнул Тсубаса.
— Давай, укладывайся поудобнее, — безапелляционно потребовал Рэй. — Узнаешь сейчас, каково это — притаскивать к себе домой на ночь глядя всяких сексуально озабоченных типов и признаваться им в любви!
Судя по скорости, с которой была исполнена его просьба, Рэй сделал вывод, что «сексуально озабоченных типов» Тсубаса не опасается совершенно.
— Точно не пожалеешь потом?
— Нет.
Рэй склонился над ним и поцеловал его полураскрытые губы. Вскрыв тюбик и увлажнив пальцы, он скользнул рукой меж бёдер Тсубасы. Помассировав его вход, осторожно проник внутрь, помедлил несколько мгновений, давая другу возможность привыкнуть к ощущениям.
— Всё в порядке?
— Продолжай.
Тогда к первому присоединился второй палец. Лаская Тсубасу, Рэй обвёл языком вокруг сосков юноши, нежно целуя, спустился до его живота… От соприкосновения их тел кружилась голова, и к обычному возбуждению примешивалось чувство невероятного расслабления и сжимающей горло нежности. Скользя ладонями по спине любимого, Тсубаса почувствовал, как снова приближается к вершине.
Попросив Рэя остановиться, он помог другу приготовиться, затем крепко обнял и привлёк к себе, раскрываясь перед ним. Стараясь сдерживаться и не спешить, Рэй вошёл в него. По телам обоих прокатилась обжигающая, ослепительная волна. Чувства замерли и смешались, будто воды реки, впадающей в океан. Тсубаса глухо вскрикнул и задрожал. Рэй замер, поняв эту дрожь по-своему.
— Прекратить? — испуганно спросил он, вглядываясь в черты любимого лица.
Тсубаса в ответ только улыбнулся. К его белоснежному лбу, влажному от пота, прилипли пряди глянцево-чёрных волос.
— Ни в коем случае.
С облегчением вздохнув, Рэй стал медленно двигаться в нём, ощутив, как они оба постепенно настраиваются на один ритм. Тело Тсубасы отвечало ему, и он не чувствовал странности их положения, стыда или неудобства. Это было именно то, чего он всегда ждал. Обнимая любимого, целуя его припухшие, такие нежные и желанные губы, Рэй продолжал всё глубже соединяться с ним. Наконец-то, в реальности — не во сне!
Сколько раз за последние недели Рэй видел по ночам один и тот же ошеломляюще-сладостный сон, а просыпался один на смятых простынях, с горечью размышляя, не проводит ли Тсубаса сейчас время с какой-нибудь симпатичной однокурсницей? Это было лишь ничем не подкреплённое предположение, но к горлу подкатывал тугой комок горечи. Хотелось шарахнуть кулаком о спинку кровати и обозвать себя кретином, не способным решиться на один-единственный откровенный разговор. Но теперь всё в порядке. Он любит, любим, и этого у них никто не отнимет. Хотя до дрожи страшно: ничем не заслужить такого щедрого подарка судьбы, и вдруг — обрести. А что если он снова потеряет Тсубасу?
Странное видение мелькнуло перед внутренним взором Рэя, стоило подумать об этом …
В некоем мире, то ли воображаемом, то ли реальном, он стоял посреди незнакомой местности, а вокруг поднимались роскошные дворцы из песка, недолговечные, как сама жизнь. С неба сыпал снег, и одновременно в воздухе кружились лепестки сакуры, смешиваясь и свиваясь в белоснежно-розовый вихрь. Рэй удивился происходящему: «Где я? Что это за место?»
«Всё меняется, — шепнул ему на ухо Тсубаса, — ничего нельзя удержать даже очень сильной волей. Но может в этом и красота — никогда не требовать вечности?»
Внезапно Рэй понял значение своего видения. Счастье любви не в том, чтобы хранить её неизменной, а чтобы познавать, как парадокс, через разделение и одиночество.
Чудо вечности — находить ее в полёте птицы, в тающих на ресницах любимого снежинках, в дыхании поцелуя. Вечность в том, чтобы, теряя её, продолжать всем сердцем верить в то, что она снова будет найдена. Столько тысяч, миллионов раз, сколько понадобится, сколько способна жить душа, она будет строить замки из песка и любоваться их непрочной красотой, находя бесконечное в атомарных мгновениях.
Потом мысли оборвались, и Рэй услышал, как крик разделённого удовольствия исторгся из их уст одновременно, ощутил, как тело Тсубасы тесно прильнуло к нему. И это тоже было подарком, который сразу никто не получает, а они чудом обошли правило.
Тсубаса вцепился в его плечи, покрывая лицо Рэя частыми поцелуями. Рэй опустился головой на обнажённую грудь друга, слушая, как их сердца постепенно успокаиваются, и одурманивающее желание сменяется ровным теплом и приятной слабостью.
Полотенце сбилось, соскользнуло на пол, а оба юноши лежали на скомканном покрывале, прижавшись один к другому, взмокшие и усталые.
— Не жалеешь? — приподнявшись на локте и внимательно посмотрев на Тсубасу, спросил Рэй. — Не думаешь, что мы поторопились? — и с облегчением вздохнул, заметив, как его возлюбленный отрицательно качнул головой. — В следующий раз я уступлю тебе.
Тсубаса густо покраснел и доверчиво потёрся щекой о плечо Рэя.
— Не обязательно, — пробубнил он. — Впечатление такое, будто я выпрашиваю реванш.
— Ничего ты не выпрашиваешь!
Тсубаса молча сопел ему в плечо.
— Дурачок. Я сам этого очень хочу, — шепнул ему на ухо Рэй. — А сейчас — давай спать, — он зевнул и потянул на себя с другого края кровати одеяло, изначально лежавшее ровно, но превращённое их совместными усилиями в причудливую гору Фудзи. — Впервые за последний год засыпаю в точности так, как мне хочется!
— И я тоже, — послышалось в ответ.
Утром Рэя разбудил солнечный зайчик, пробежавший по щеке, пощекотавший ресницы и замерший на кончике носа. По комнате распространялся аромат свежего кофе. Юноша потянулся и открыл глаза. Сначала он не понял, где находится, но вскоре, проснувшись окончательно, увидел Тсубасу, одетого в домашнюю майку и клетчатые шорты, сидевшего в изножии кровати. На придвинутой тумбочке располагался поднос с кофейником, два стакана с апельсиновым соком и поджаренная яичница с тостами.
Тсубаса играл наручными часами. Отражаясь от выпуклого циферблата, по всей комнате круглым пятнышком прыгал солнечный луч.
— Я всё ждал, когда ты проснёшься, Накамура-кун! Уж в магазин сгонял, завтрак приготовил, а ты дрыхнешь без задних ног. Вот я и прибегнул к радикальному способу! — Тсубаса с озорно блестящими из-под взъерошенной челки глазами продемонстрировал Рэю часы.
Рэй медленно привстал и сел, опираясь на подушку. Одеяло сползло, и он, засмущавшись, перевел взгляд в сторону.
— Говори, — чуть хрипловатым со сна голосом произнес он. — Я к любому раскладу готов.