— К какому ещё «раскладу»? — искренне удивился Тсубаса.
— Ну, — непривычно было видеть Рэя притихшим и смущённым, — про вчерашнее… Если ты сейчас скажешь, что мы совершили ошибку, или во всем виноват двойной «Дайкири» Ричи Досона, я пойму.
— Да ты что! — со смехом заговорил Тсубаса. — Думаешь, мы были пьяны и потому позволили случиться такому? Посмотри на меня.
Рэй поднял глаза. Неожиданно Тсубаса рванулся вперёд и крепко, почти до конвульсий сжал Рэя в объятиях.
— Никому не отдам, только мой! Мне плевать, что скажут остальные! Я просто люблю тебя и не собираюсь отрекаться. Ни за что!
Оглянувшись через его плечо на поднос с приготовленным завтраком, а затем переведя взгляд на друга, увидев его сжатые ресницы, из-под которых пробивались крошечные слезинки, Рэй тоже обнял Тсубасу, прошептав извиняющимся тоном:
— Прости… я так боялся, что ты передумаешь, и в итоге сам невольно выпалил жестокие слова. Но мы оба приняли вчера очень серьёзное решение. И если хоть один из нас отступится, второму придется несладко.
— А нам некуда отступать, — усмехнулся Тсубаса. — Или тебе хочется, чтобы я отступил? — он снова пустил часами солнечный зайчик Рэю в лицо.
Тот зажмурился, закрываясь одной рукой, а потом издал странный, непривычно высокий горловой звук, описал пальцем восьмерку в воздухе, и вдруг над его ладонью повисла сияющая капелька. Через секунду она взорвалась, рассыпавшись фонтаном тёплых лучиков, брызнувших в разные стороны.
— Что это?! — ахнул Тсубаса, потрясённый до глубины души.
Рэй широко улыбнулся и гордо приосанился.
— Это к вопросу о бабочках Токи-тян, которые мне якобы «снились». Мы так баловались в детстве. Токи-тян часто говорила, что если меня хорошенько обучить, я стал бы очень сильным магом. Только она многое позабыла из своей прошлой жизни, поэтому научила меня построению самых элементарных контуров, не связанных с материализацией предметов. Токи-тян говорила, что от материализации легко скатиться к разрушению, если не знать одно правило, которое помогает провести чёткую грань между тем и другим. У неё самой всё происходило интуитивно, а как научить тому правилу другого человека, она забыла. Поэтому, увы, бабочек я тебе не наколдую. А ещё моя сестричка заставила поклясться, что я никому своих способностей не покажу. Но я обещал ничего от тебя скрывать, а с некоторых пор приоритет моих обещаний тебе — самый высокий. Кстати, на твоей спине вчера я начертил абрис магического контура, повышающего порог тактильной чувствительности. Только я сделал так, чтобы он сработал с отсрочкой во времени, а то плакал бы твой оргазм горькими слезами, а это было бы, согласись, нечестно! Действовать контур будет ещё пару часов. Поэтому не удивляйся, что тебе последствия нашего «ночного подвига» пока не аукнулись. Но если вскоре дискомфорт почувствуешь, скажи обязательно, хорошо?
Вид у Тсубасы был абсолютно шокированный, когда он кивнул.
— Знаешь, я никогда бы не поверил во всякую мистику, если б сам сейчас не увидел, — прошептал он, а затем вдруг воскликнул, широко жестикулируя. — Да это напрочь обнуляет все мои знания об устройстве мира! Офигеть, Рэй, по-другому не скажешь! Твоя сестра, и правда, необычный человек! Да и ты сам тоже!
— Я-то что, — рассмеялся Рэй, — а вот Токи-тян, действительно, волшебница. Она мне столько всего рассказала и показала в своё время. Например, что наши миры: человеческий, магов, синигами и мир снов соединяются в одной точке — преддверии. Правда, они ещё «завязаны» через Зал Врат, который спускается в Пустоту, но там вообще всё иначе. Совершенно другие законы времени и пространства, их нам даже представить невозможно. В Пустоту может попасть душа человека, которому не уготовано пойти ни в ад, ни в рай. Однако если эту душу вдруг позвал кто-то из мира синигами или магов, она уйдёт через Врата в преддверие, а дальше ей будет подарен шанс на новую жизнь. И тут, как повезёт, заранее не предскажешь. Можно возродиться в любом из миров или рассыпаться прахом. Второй вариант редко случается, но тоже бывает. А ещё Токи-тян говорила, что страхи людей и магов живут в мире снов. И неопытный маг, если чего-то боится, может бессознательно вызвать свой страх в реальность, сам не желая того. Тогда эту вызванную демоническую сущность можно уничтожить только осознанием того, что маг больше не боится своего страха и принимает его.
— Вот это да!
— Не знаю, сказки это или правда. Говорю, моя сестра — необычная. Всегда такой была. А меня научила, кроме разных простых вещей, делать и кое-что важное. Я ни разу не пробовал, хотя знаю, как надо… Токико говорила, двое должны любить друг друга очень сильно, чтобы такое возникло между ними.
— Покажешь? — глаза Тсубасы заблестели от любопытства.
Рэй кивнул.
— Но только это делается не для развлечений, и в следующий раз я призову такую магию, если мы потеряемся, причём человеческими средствами не сумеем найти друг друга. Просто знай, я обязательно приду к тебе, что бы ни случилось.
Он сел напротив Тсубасы, позволив одеялу соскользнуть с плеч, сложил руки ладонями одну к другой и начал петь. Его голос, став неожиданно высоким и звонким, разносился по комнате, выходил за ее пределы, и вдруг перед лицом Рэя появились тончайшие серебристые нити. Они дрожали, переплетаясь, складываясь в причудливую, кружевную паутину, и на ней, словно росинки, выступили прозрачные капли. Тсубаса не мог оторвать зачарованных глаз, когда Рэй, не прекращая петь, поднял руку и повёл пальцем сквозь эти трепещущие нити. Он рисовал некий понятный лишь ему контур, и когда он завершил его, между ним и Тсубасой протянулась сияющая дорога. Она казалась прозрачной и тонкой, как кромка льда на лужице поутру, но когда Тсубаса коснулся её рукой, то понял, что по ней можно уверенно идти. Она не сломается и не разобьётся.
— Дорога миров, — пояснил Рэй. — Соединит нас, где бы мы ни были, даже за пределами Земли.
Тсубаса продолжал смотреть на то, как в падавшем из окна свете кружились пылинки, и, касаясь поверхности дороги, вспыхивали ярким серебром. Это сплетение солнечных и лунных лучей, невесомого золота и прохладного, текучего серебра, освещённое сиянием лицо Рэя, заворожили его настолько, что с восхищением юноша выпалил:
— Я нарисую тебя таким!
— Каким? — с улыбкой переспросил Рэй.
— Будто все пути Вселенной проходят через тебя…
— Через нас, — поправил его любимый голос. — А пока, — он коснулся щеки Тсубасы, заставив дорогу исчезнуть, — я попрошу об одном … Нарисуй нас, пожалуйста, вместе. Не хочу больше одиночества, даже в мире твоих творений.
— Хорошо, — согласился Тсубаса, склоняясь к нему.
Их губы встретились, и когда ребята, наконец, оторвались друг от друга, Тсубаса сказал, хитро прищурившись:
— Не возражаешь, если на моей картине будет октябрь? — и быстро пояснил. — Понимаешь, все любят весну, и только я, как нелепое исключение из правил, обожаю персиково-золотые деревья, прохладный ветер и дождь. Это, наверное, странно?
— Нет, — рассмеялся Рэй. – Но, скажи, что мы будем делать на твоей картине осенью?
— Как что? — искренне удивился Тсубаса. — Конечно, идти рядом по ковру из разноцветных листьев. И обязательно — под одним зонтом.
Эти замки из песка —
Нет, не вечны.
Но ведь в памяти хранишь
Нашу встречу?
С губ слетит короткий вздох —
В одно касанье.
Ветром память обожжёт —
Ловлю дыханье.
Если ты поверишь мне,
То навеки.
Клятв твоих не унесут
Смерти реки.
Поклянись сейчас на миг,
Что не будешь
Верить в то, что мир жесток.
Ты забудешь
Наших старых бренных тел
Оболочки.
Мы развеем в пустоте
Их до строчки:
Наших старых жизни книг
Все страницы.
Мы сожжём, развеем в дым
Даже лица
Тех, кем были мы тогда,
До рассвета.
Наши замки из песка
Ждут нас где-то.
09.05.2011 г.