– А-а-а!!!
Вопль, полный той самой настоящей боли, которую невозможно перетерпеть и можно только выплеснуть в крике, застал его на подходе к лазарету, куда Азарин решил все-таки зайти.
Все было слишком странно.
Чересчур странно!
Темный, да кого там режут?!
Прибавил шаг, уже понимая, что так пронзительно кричать может лишь Микаэль (других тяжелораненых в лазарете попросту не было), стремительно преодолел последние метры, практически пробежал по коридору, но замер в дверях операционной, где мастер Эстефан зашивал в голос ревущего Микаэля, пристегнутого к столу фиксирующими ремнями.
Не понял.
Заморозку зачем снял? И почему без анестезии?
Скинув куртку, Азарин без сомнений прошел в помещение, придирчивым взглядом осмотрел рану, отметил, что снятие заморозки действительно было суровой необходимостью (иначе нельзя было зашить аккуратно и вернуть руке подвижность – слишком сильно разошлись мышцы), и только после этого посмотрел на Микаэля, моментально встретив его полный боли и искренней ненависти взгляд.
Ненависти? Что-то новенькое.
Сам от себя не ожидая, он положил ладонь на бледную грудь парня и попытался приободрить.
– Потерпи, это необходимо, иначе не зашить. Как только целитель закончит операцию, я снова тебя заморожу с полным обезболиванием.
– Милорд, вы бы не мешали. – Эстефан, принятый на место предыдущего целителя, который оказался одним из следователей и уехал вместе с остальными, недовольно качнул головой, не прекращая «чинить» рыдающего и трясущегося пациента. – Мальчику и так непросто.
То есть когда рядом он, Азарин, мальчику еще хуже?
Отказываясь подчиняться тихому ворчанию Эстефана, Азарин снова поймал взгляд парня и в очередной раз отметил, что у него необычайно красивый цвет глаз. Очень редкий, насыщенно-медовый. И ресницы… Как у девушки. И кожа нежная…
Пальцы против воли слегка погладили бледную кожу груди, а затем откровенно нехотя Азарин убрал руку и сделал сначала один шаг назад, а затем второй.
И третий.
Только у стены его прекратило преследовать навязчивое желание снова вдохнуть тот терпкий запах крови, который буквально окутал Микаэля.
Запах, который преследовал его уже две недели, а сейчас из-за ранения стал еще острее и насыщеннее.
Бред какой-то…
Мотнув головой, Азарин запрокинул голову назад, зажмурился и тут же поморщился, когда Микаэль снова взвыл. Как девчонка.
– Эстефан, да дайте уже парню обезболивающего!
– Дал. Не мешайте. На него очень слабо действует стандартное обезболивание. – Дроу нервно огрызнулся, не прекращая зашивать. – На парне какая-то заковыристая родовая защита, я не могу ее обойти.
– У-у-у!
– Да вырубите вы его! – Не выдержав, когда пациент взвыл вновь, Азарин вернулся к операционному столу и немного нервно нажал на сонную артерию, отправляя Микаэля в принудительный обморок. – Почему сразу этого не сделать?! Надо было над мальчишкой так издеваться?
– Вообще-то он мужчина, – Эстефан смерил ректора неприязненным взглядом. – А если так слаб, что не в силах вытерпеть всего лишь боль от зашивания пустяковой раны, то что он делает в стенах вашей академии?
– Вообще-то он не студент, а помощник библиотекаря, работает у нас третью неделю, – Азарин ответил сухо, а когда дроу опешил и по-новому взглянул на лежащего перед ним парня, еще и утвердительно кивнул. – Все верно, мастер Эстефан. Вы зря проверяли его на прочность, он обычный обыватель. А теперь, будьте любезны, зашейте его побыстрее, я хочу проконтролировать обезболивание и заморозку. Так, а это что?
– Не тр-р-рожь! – Все это время молчаливо сидящая на подоконнике птица злобно каркнула и расправила крылья, словно приготовившись к нападению.
Мужчины удивленно переглянулись, а рука Азарина так и замерла в воздухе, не дотронувшись до амулета, сбившегося набок и почти невидимого среди густой копны растрепавшихся волос.
– Почему?
– Не твое – не трожь! – жестко припечатал ворон, и его черные глаза блеснули потусторонним знанием.
Однако.
Отойдя от операционного стола, Азарин крадущимся шагом приблизился к птице, склонился и со зловещей усмешкой поинтересовался:
– Поговорим?
Глава 5
Боль. Откуда такая боль?
Память отказывалась сотрудничать, а сознание не торопилось возвращаться. Я плавала на грани сна и реальности, не в силах окончательно прийти в себя и разобраться в том, что происходит.