— Идите поцелуйтесь с деревом! У нас сортир на одного! — кричал на заднем плане Энди Свищ, а потом вломились и к нему.
5. Однажды несколько людей окружили человека, а тот был привязан к стулу.
— Подпишите этот текст.
— И чего? Мы будем свободны?
— Вы сможете уйти. А ваш друг сможет остаться.
Энди прочитал. Он долго читал и стал серьёзен.
— Тут много неподходящих букв, — сказал Энди. — Знаете, ребята, это главная беда: много неподходящих букв.
Упала пауза, и пока молчали, Энди медленно опускал и поднимал ресницы.
— Подождите немного. Надо собраться с мыслями Можно жахнуть чего-нибудь? Может, музыку включите? Какой-нибудь рок.
— Здесь не филармония.
Энди улыбнулся и откинул голову.
— Жаль. Я хотел, чтобы было немного иначе. Ну что ж. Отвяжите мне правую руку.
Энди кашлянул, размял кисть, оттопырил средний палец и медленно, с удовольствием произнёс:
— Хуй соси, сатана, моя душа подороже!
6. Однажды в комнате было только одно окно, заколоченное досками.
У окна стоял чин.
— Вы надолго сядете или совсем умрете, мужчина, — сказал чин.
— Всё может быть, гражданин начальник, — сказал небоскрёб с человеческими глазами.
— Я вам не начальник.
— Кто же вы?
— Так… человек.
— Гражданин человек, я бы поспал.
— Дерьмо. Я принёс кое-что. Читайте.
Небоскрёб с человеческими глазами взял и начал.
Когда у Зацовера умерла жена, он пошёл по улице.
— Ага, — сказал он. — Ага. Скоро лето. В белых и золотых тряпках девушки побегут. Голые ноги, голые животы. Могу теперь трогать животы. Могу быть заново, со второй попытки счастлив.
Зацовер ударился о здание, по большим глазам потекла кровь.
— Хватит, — сказал чин, — это авангард. И вещественное доказательство.
— Это никак не авангард. Вы ничего не знаете. Это моя жизнь, гражданин человек. Наверно, я совсем обессмыслел, из раза в раз рассказывая историю своей жизни, но я не вижу, чтоб какая-то другая история имела хоть корку смысла.
— Хватит.
— Да я уже закончил, спасибо, — сказал небоскрёб с человеческими глазами. После этого его снова стали называть Зацовером. — Всё хотел упомянуть, что один мальчик любит одну девочку, да не вышло. Запротоколируйте.
7. Красная белка села в какую-то машину, ударила кулаком в руль и включила музыку. Сумасшедшие пели очень тонкими голосами. Мотор гудел, в багажнике болтался чемодан денег, мимо двигались палки и полоски.
— Ну ладно, суки! — сказала красная белка. — Не конец.
Красная белка ехала далеко, от неё пахло водкой, машина виляла, позади был город, в котором ничего не осталось живого.
8. — Здравствуй, дядька Витька, — сказала Таисия, поклонилась в пояс пустому кинозалу и заплакала. — Я дура, дура, дура, вылезай. Какой из меня ангел. Какая из меня белка. Какая из меня женская роль второго плана.
Зал молчал. Вполсилы трещали лампы. Таисия поставила чемодан и села рядом.
— Я посижу тут у тебя. Сто лет буду сидеть, пока не вылезешь. Ничего не выходит. Всё какой-то набросок. Всё чушь и бардак.
Зал молчал.
— Значит так. Я расскажу тебе, как дальше, и если смолчишь, значит так и будет. А остановишь мне язык, так упаду и покаюсь. Значит так. В городе всё клали новые дороги поверх старых. Впрочем, на севере работала банда больных, которые сдирали намордники с белых собак. На юге возник маньяк, он целовал маленьких девочек в висок и отпускал их с миром. В магазинах хозтоваров кончились наручники. В пруду нашли тело человека в истлевшем мундире, со следами балалайки на голове. Я всё правильно поняла?
Зал молчал.
— А дальше напролом, — сказала Таисия. Поклонилась, перекрестилась, красиво нагнулась за чемоданом и пошла.
9. Не, не конец.
Марусе, Алине, Никите, Володе, Славе и Э.