Ладно, а кто другой? Не случайно, Онн был наиболее очевидным кандидатом — не только потому, что выделялся, но и потому, что никто другой не соответствовал этой должности. Среди Песенных Мастеров и старших мастеров было много способных певцов и учителей — в конце концов, всех их, по причине таланта, и выбрали для того, чтобы петь и обучать. Но найдется ли среди них личность, одаренная настолько сильной волей, настолько разумная, настолько способная к пожертвованию, чтобы безопасно направлять жизнью Певческого Дома?
В течение всех лет существования Певческого Дома всегда кого-то такого находили, выбор был или легким, или, по крайней мере, понятным. Всегда один из Песенных Мастеров ждал в готовности, а если даже и не один из них, то чем-то выделяющийся молодой мастер, кандидатура которого приходила сама собой.
Но в этот раз никого не было. Ну ладно, один или два человека еще, более-менее, подходили, только Онн не желал для себя подобных начальников, поскольку один из них имел склонность принимать поспешные решения, второй — любил спорить по мелочам, третий же был слишком рассеянным, чтобы на него можно было положиться. Кто-то всегда должен был бы исправлять их ошибки. Такое принять было невозможно.
К вечеру Онн уже впал в отчаяние. Он забаррикадировал двери — не было смысла рисковать, что какой-нибудь Глухой случайно войдет, и потом слух разойдется по всему Дому — и сидел весь промокший, несчастный, среди остатков снега, образовавших лужи на полу.
Онн не желал выходить из помещения, пока не примет решения. Но решиться никак не мог.
Посему, рано утром он поднялся после беспокойного сна, перепрограммировал замок в двери на собственную ладонь, заблокировал дверь и начал кружить по коридорам и Камерам, по Общим Залам, по туалетам и кухням, надеясь, что в голову придет какая-нибудь ослепительная идея, или же, что наконец-то избавится от нерешительности и он выберет кого-нибудь на место Эссте.
После полудня, совершенно разочарованный и угнетенный, он вошел в Общий Зал, где занимались Ветерки. Здесь Онн искал лишь утешения; молодые голоса не были еще достаточно наученными, чтобы заставлять слушателя концентрировать внимание, но достаточно опытные, чтобы доставить удовольствие своим гармоничным пением.
Сидя сзади, Онн наблюдал за учительницей и слушал ее голос. Конечно же, он сразу узнал ее. Она была достаточно талантливой, чтобы обучать в Камерах и Яслях — голос у нее был чистым и утонченным. Но она была уже не молодой и не ожидала повышения на мастера или Песенного Мастера, поэтому попросила, чтобы ее оставили в Общих Залах, поскольку она любила детей и не стыдилась этого, и она не была разочарована тем, что проведет всю жизнь, обучая их. Эссте сразу же выразила согласие, ведь дети должны учиться у, по возможности, наилучших голосов, а эта женщина была самой лучшей певицей из всех учителей в Общих Залах.
По отношению к детям она была мягкой, но требовательной, любящей, но и скрупулезной. Дети ее любили; обычные ссоры, неизбежные среди учеников такого возраста, ей удавалось легко затушевать, и каждый ребенок с трогательной старательностью старался спеть как можно лучше, чтобы заслужить похвалу учительницы. Иногда, когда дети пели исключительно хорошо, она сама присоединялась к ним, в тонкой и прекрасной гармонии, которая возбуждала ребят и давала вдохновение петь еще лучше.
Онн принял решение, еще перед тем, как полностью его осознал. Неожиданно он сориентировался, что просто ищет аргументы против кандидатуры, которую избрал совершенно бессознательно. Ей не хватает опыта, сказал он сам себе, но, по сути, только он сам обладал опытом, который был необходим для работы в Высоком Зале. Она слишком тихая, слишком робкая, чтобы навязать свою волю всему Певческому Дому, упирался Онн, но он знал, что женщина эта управляла детьми с помощью любви, а не силы, и точно так же она могла управлять и Домом.
В конце концов, все возражения свелись к одному: к жалости. Женщина обожала учить маленьких детей, а в Высоком Зале у нее будет время учить лишь одного, самое большее — двух, да и то, из Яслей и Камер. Ее не осчастливит отказ от работы, которую так любила, ради задания, которое, по мнению ее самой и многих других, перерастало ее возможности.
Тем не менее, Онн был уверен. Наблюдая за этой женщиной, он уже знал, что именно она должна занять место Эссте. Если же это будет для нее трудным, если ей придется чем-то пожертвовать — что же, Певческий Дом многое требовал от своих детей, она же сама с охотой исполнит свой долг, точно так же, как и все обитатели Дома.