А было худо. Леша уже думал, что пропадет древняя культура. Она ведь не привыкла к засухе. В доисторические времена всюду ведь было куда больше воды, чем сейчас. Влажный климат, испарения, болота…
И вдруг — сушь и сушь. Солнце палит, земля потрескалась, прямо Сахара какая-то или пустыня Гоби.
Ну конечно, кукуруза не выдержала. Листья стали свертываться в трубочку, на кончиках появилась желтизна, желтеть начала и обертка початков.
Чтобы помочь кукурузным корням, стали лопатами рыхлить землю.
Взрыхлили, пустили воздух в почву, но ничего не изменилось. Вид у растений, как определил Леша, был все равно угнетенный.
Да и у мальчиков тоже. Что-то надо делать, без поливки не обойтись.
А для поливки возможность есть. К столбу, что высится на гребне откоса, подтянуты не только электрические провода, но и водопроводная труба. Чабаны здесь и стригли овец и поили.
Значит, нужно достать шланг и подтянуть воду к полянке.
Шланг на складе дяди Мити нашелся, однако понадобилось немало усилий, чтобы уломать заготовителя. Переговоры продолжались два дня.
Вручая наконец ребятам тяжелую, свернутую спиралью плоскую брезентовую кишку, дядя Митя обратил их внимание на историческую ценность предмета. Шланг, сказал он, списала за ветхостью станционная пожарная охрана. Пользовались ли им в годы гражданской войны, поручиться нельзя, но то, что во время Великой Отечественной войны с его помощью заливали вокзал, подожженный фашистскими снарядами, — это точно.
Поливать историческим шлангом историческую кукурузу оказалось не просто. Пятитонка насчитал в нем восемь сквозных трещин, одиннадцать дырок, в некоторые из них можно было просунуть палец, и не меньше двадцати незаметных для глаза точечных отверстий. Когда друзья в первый раз подсоединили шланг и пустили по нему воду, зеленый откос в лесу мгновенно стал похож на уголок Петродворцового парка под Ленинградом, цветной документальный фильм о котором показывал недавно на детском утреннике веселый киномеханик Геворк.
Петродворец знаменит своей аллеей фонтанов. Точно такая же аллея возникла на лесном откосе. Десятки струй разной высоты и силы, изгибаясь причудливыми дугами, искрясь на солнце, били из шланга во все стороны. Сходство усиливалось еще тем, что и там и тут фонтаны представляли собой только красивое зрелище. Вода до полянки по шлангу не доходила.
Знал бы дядя Митя, сколько усилий понадобилось трем друзьям, чтобы залатать все дырки и трещины в шланге, он бы, наверно, при всей своей хозяйственной рачительности, посочувствовал им и дал что-нибудь поновее. Но добродушный толстяк ничего не знал, а Леша, Валька и Пятитонка, не рассчитывая ни на чью помощь, сами сделали что могли. Худо ли, хорошо ли, однако шланг стал подавать воду, поливка наладилась, кукуруза ожила, свернутые в трубочку листья снова раскрылись.
Очередная поливка подходила к концу. Леша крикнул Пятитонке, чтобы лез наверх и закрутил вентиль.
Пятитонка латал на откосе дырку в шланге. Услышав Лешу, он послушно отложил в сторону кусок резины, предназначенной для заплаты, и стал карабкаться к столбу на гребне.
Но не дополз, скатился вниз, испуганно округлил глаза.
Из-за Вальки.
Валька прибежал как встрепанный. На нем лица не было. Сюда идет милиционер Еськин. Его привел землемер. Довел до дуба с грачиным гнездом, показал полянку, а сам подался вниз.
И милиционер идет не по тропинке, а ломится напрямик, вот-вот появится. Валька его еле обогнал.
Леша выслушал новость молча. Приход милиционера не предвещал ничего хорошего. Что ему здесь нужно?
Стал закрывать воду. Шланг зажимался очень старыми широкими клещами, подобранными на складе у дяди Мити, а клещи замыкались специально закрепленной скобой. Управиться с таким устройством — дело нелегкое.
Но Леша закрыл воду как ни в чем не бывало. Он умел владеть собой. Зажал клещи, закрепил скобу, положил шланг на землю и только тогда обратился к Вальке:
— Говоришь, милиционер идет?
— Ага. Еськин. Которого сын у нас в девятом учится. В баскетбольной команде который.
Леша пренебрег сведениями о сыне милиционера, играющем в баскетбол. Его интересовало другое.
— Говоришь, землемер привел?
— Ага. Дошел до дуба, показал — и обратно.
— Плохо. — При всем умении владеть собой лицо Леши скривилось, будто зуб заныл. — Значит, пожаловался все-таки.
— На что пожаловался?