Быстро пошел он вперед, спускаясь в ужасную бездну. Миновав останки монаха Феодора, он вошел в башню и поднялся по лестнице. Добравшись до колокольни и открыв потайной вход в нее, он, не считаясь с опасностью, взобрался по поперечной балке до самого купола. По другой балке он добрался до колокола.
Сердце его сильно билось. Настала решительная минута. Осталось только протянуть руку, чтобы схватить серебряный язык колокола, в котором хранилась тайна монаха Феодора. Еще мгновение, и он завладеет тайной, благодаря которой откроет клад прелатов. Он нагнулся, вытянул руку и нащупал колокол. Надо было теперь осторожно прикоснуться к языку колокола, чтобы он не ударился о стенки, иначе раздавшийся среди ночи звон мог погубить все дело.
Вдруг Натан вздрогнул от ужаса. Казалось, вот-вот он сорвется и упадет вниз в мрачную бездну. Рука его бессильно опустилась. Мертвенно-бледное лицо его было полно ужаса, и безумная улыбка играла на его устах. Серебряного языка в колоколе не было. Кто-то уже успел похитить его.
Натан застонал, как раненый зверь. Вместе с языком колокола был, наверное, похищен и клад прелатов. Вот почему давным-давно уж не звонил так называемый немой колокол Совиной башни.
Глава 12
КОВАРНОЕ НАПАДЕНИЕ
Прошел месяц. Настала осень, и деревья герцогских лесов между Висбаденом и Бибрихом оделись в осенний наряд. Мох на земле покрылся толстым ковром из опавших желтых и красных листьев, сорванных с деревьев осенними бурями.
В хорошеньком домике герцогского старшего лесничего царило тоже осеннее и неприветливое настроение. В большой столовой, стены которой были украшены охотничими трофеями и оленьими рогами, лесничий Рорбек в сильном волнении шагал из угла в угол. У широкой кафельной печи сидели его очень моложавая жена Кристина и дочь Елизавета. Первая занималась чисткой брусники для варенья, а вторая чистила ружье отца, который только ей одной доверял эту работу.
Вблизи двери стоял старик Готхольд, один из помощников лесничего. Он только что закончил свой доклад.
— Значит, вы опять нашли свежий кровавый след в лесу? — досадливо спросил Рорбек.
— Да, — ответил Готхольд, почесывая затылок, — и смею вас уверить, что это, несомненно, был очень крупный самец, вот уж пятый за четыре недели.
— Ну как тут не злиться! — крикнул лесничий. — Если так будет продолжаться, то этот Лейхтвейс перебьет у нас всю дичь. Герцог злится и во время моего последнего доклада обвинял меня в том, что я слишком слабо преследую этого браконьера. Но как же мне с двумя помощниками поймать Лейхтвейса, когда этого не может сделать вся висбаденская полиция?
Рорбек в волнении погладил свою длинную седую бороду и даже не обратил внимания на то, что трубка его погасла.
— Вы пошли по кровавому следу? — спросил он.
— Да, пошли. Мы с рыжим Иостом оба шли по его следам. Хотя пятна крови и были тщательно засыпаны землей и мхом, мы все-таки проследили их почти до самой горы Нероберг. Но тут след пропал и, несмотря на все наши старания, мы уже не могли определить, куда браконьер затащил свою добычу.
— Ладно, можете идти. Приготовьтесь к ночи. Мы втроем — я, ты и Иост — обыщем сегодня весь лес. Быть может, нам повезет и Лейхтвейс попадется. Несдобровать ему тогда.
Вдруг Елизавета почему-то выронила из рук ружье, и оно упало с шумом на пол. Она нагнулась для того, чтобы поднять его, а может быть, и для того, чтобы скрыть свое внезапно побледневшее лицо. Имени Лейхтвейса было достаточно, чтобы смутить Елизавету. Она до сих пор не рассказала родителям о своем приключении в лесу и о том, что разбойник, застав дочь своих врагов в лесу спящей, даровал ей жизнь. Какое-то странное чувство заставило ее молчать. Пропажу двуствольного ружья она объяснила тем, что будто бы преследовала лисицу и уронила ружье в реку.
Когда старик Готхольд вышел из комнаты, лесничий подошел к жене и дрожащим голосом проговорил:
— Кристина! Ничего не поделаешь, я должен поделиться с тобой моими заботами. Один я этого больше не вынесу. Двадцать пять лет мы с тобой счастливо прожили в этом доме, но теперь, кажется, приближается час, когда придется уйти отсюда.
Кристина оставила корзину с ягодами и в ужасе взглянула на мужа. Елизавета вскочила и дотронулась рукой до плеча отца.
— Этого быть не может, отец! — воскликнула она. — Кто же может прогнать нас отсюда?
— Тот, кто на это имеет право, — мрачно ответил лесничий. — Герцог! Словом, дело вот в чем: он считает меня ответственным за преступления этого разбойника Лейхтвейса. Он требует, чтобы я в течение ближайших шести недель узнал, где он скрывается, и задержал его. Если это мне не удастся, то он лишит меня должности.
— Но ведь это несправедливо! — воскликнула Елизавета. — Пусть герцог считает в этом ответственной свою полицию, но не тебя.
— Я тоже не понимаю, чем объяснить странное обращение герцога со мной, — заметил Рорбек, — прежде он всегда был милостив и добр ко мне. Еще месяц тому назад он называл меня своим верным слугой, а теперь он еле разговаривает со мной.
— Тебя оклеветал кто-нибудь! — воскликнула Кристина. — Почем знать, быть может, какой-нибудь негодяй домогается твоего места.
— Да, льстецов и негодяев теперь много развелось при дворе, — отозвался Рорбек, тяжело вздыхая.
— Господи, — вдруг проговорила Кристина, выглянув в окно, — вот идет Риго, камердинер графа Батьяни, вероятно, за ответом насчет предложения, которое он сделал Елизавете.
— Не в добрый час он пришел, этот подлый цыган, — проворчал лесничий. — В прошлое воскресенье я охотнее всего выбросил бы его из окна, когда он дерзнул заговорить о своей любви к Елизавете и выразил желание жениться на ней. Но на всякий случай я предварительно хотел спросить Елизавету. Быть может, она на самом деле влюбилась в этого венгра. Что ты скажешь на это, дурочка?
— А скажу я, — ответила она улыбаясь, — что в жизни еще не видела такой отвратительной физиономии.
— По физиономии судить нельзя, дитя мое, — вмешалась ее мать. — Вот помощник отца рыжий Иост тоже не слишком красив собою, а все-таки он служит у нас безукоризненно целый год.
— Рыжему Иосту я тоже не доверяю, — решительно заявила Елизавета. — А ты, отец, скажи этому Риго, что я скорее готова утопиться, чем сделаться его женой.
— Вот это отлично! — воскликнул Рорбек и нежно погладил свою дочь по голове. — Цыган пусть берет себе жену из венгерской пусты, а здесь у нас ему делать нечего. А вот и он сам.
Дверь отворилась, и Риго, камердинер графа Батьяни, в лучшей своей ливрее, вошел в комнату. С притворной вежливостью он приветствовал семью лесничего и жадно взглянул на хорошенькую Елизавету.
— Вы пришли за ответом? — холодно произнес Рорбек. — Извольте. Моя дочь отказывается от чести быть вашей женой.
Цыган как-то неестественно усмехнулся.
— Вы, вероятно, шутить изволите, — сказал он. — Рассудите сами, что вы выигрываете, когда я буду вашим зятем. Мой хозяин, граф Батьяни, правая рука герцога, а я правая рука графа. Мало ли что может случиться. Ведь и вы можете подвергнуться опале. А жаль было бы лишиться насиженного местечка.
— Вот оно в чем дело, негодяй! — крикнул лесничий и схватил цыгана за грудь.
Цыган так и присел. Рорбек продолжал трясти его изо всей силы.
— Теперь я понимаю, в чем дело, — хрипло проговорил он. — Ты и твой господин, граф Батьяни, оклеветали меня перед герцогом. Вы оба виноваты в том, что мне придется покинуть насиженное место, лишиться заработка и скитаться по белу свету. Имей в виду, проклятый цыган, что я, хотя и не могу предотвратить твоих козней, но выпорю тебя, как собаку, если ты хоть только раз появишься в моем доме или вблизи него. А что касается твоего господина, о котором идет тоже не совсем лестная молва, то с ним я тоже сумею рассчитаться.