Гнусный план сельского писаря был одобрен. В тот же день был отправлен посланец в Висбаден с письмом на имя его преосвященства епископа Кельнского. А та, честь которой была осквернена этим письмом, и не подозревала о том, что затевается против нее.
После пожара возобновилась тихая жизнь в доме священника, разнообразившаяся только тем, что патер Бруно с Гундой несколько раз в день навещали больных в сельской больнице и следили за их выздоровлением.
Прошла неделя после ужасного пожара в селе Доцгейм. Однажды в сумерки патер Бруно и Гунда возвращались домой из больницы. Они избегали беседовать друг с другом после той ночи, когда в полусне обменялись поцелуями, и даже избегали смотреть друг на друга. Они оба безмерно страдали, но скрывали один от другого свои муки. Молча завернули они за большой амбар, расположенный на окраине села и принадлежащий богатому Крону.
Вдруг патер Бруно внезапно схватил Гунду за руку и заставил ее остановиться.
— Боже, что с вами? — испугалась она. — Отчего вы остановили меня?
Священник указал на какое-то странное существо, которое медленно ползло по дорожке и, по-видимому, направлялось к открытой двери амбара.
— Что это, — шепнула Гунда, — животное, что ли? Оно ползет, движется, а между тем похоже на человека. Да вот оно поднимается на ноги.
— Это человек! — сильно волнуясь, воскликнул патер Бруно. — И притом, по-видимому, несчастный, нуждающийся в нашей помощи.
Странное существо выпрямилось. Луна теперь ярко освещала его, так что священник и Гунда могли его хорошо рассмотреть.
Действительно, это был человек, старик, одетый в какие-то лохмотья. Все лицо его было покрыто грязью, в волосах застряли листья и ветки. Лицо его было искажено ужаснейшим образом, челюсть отвисла, так что виден был сухой язык в открытом рту. А глаза его сверкали безумием.
— Боже милосердный! — вскрикнула Гунда. — Призрак ли это или исчадие ада? Преподобный отец, ведь он похож на нашего старшину Михаила Кольмана, дедушку Ганнеле.
Священник мужественно подошел к этому ужасному подобию человека и участливо спросил:
— Вы ли это, Михаил Кольман? Вы ли это, доцгеймский старшина? Что с вами случилось? На кого вы похожи? Как вы спаслись из вашего дома и где вы скрывались все это время?
Старик простер свои руки и с глухим воплем накинулся на священника, который в ужасе отшатнулся от него.
— Деньги мои! — завопил он. — Отдай мне мои деньги. Вы подожгли мой дом. Вы хотите сделать меня нищим. Но это вам не удастся — я перехитрил всех! Я высушил весь Рейн и там под подводной скалой спрятал свои сокровища. Иди со мной, помоги мне свалить скалу. Ганнеле умерла. Она вышла замуж за Лейхтвейса, а он повесил ее на высокую сосну. Мне холодно, страшно холодно. А там, в амбаре будет тепло. Там дешево жить. А вот идет Лейхтвейс… он повесит меня… в Кровавом замке… я уйду… далеко… я герцог… герцог Нассауский!..
Ужасный хохот прозвучал в тишине ночи. Широко взмахнув руками, старик вбежал в амбар.
— Он помешался, — глухо произнес патер Бруно. — Спаси его, Господь. Вероятно, он лишился рассудка во время пожара, глядя на гибель своего награбленного имущества.
Вместе с Гундой он вошел в амбар и увидел, что старик залез в кучу снопов пшеницы. Несчастный все время громко кричал, что за ним гонится Лейхтвейс, который хочет убить его за то, что он сделался князем Нассауским.
— Беги скорей в село, Гунда, — приказал священник, — позови людей. Да выбери парней посильнее, так как связать старика будет нелегко. Ведь сумасшедшие обладают исполинской силой.
Спустя четверть часа у амбара собралось чуть ли не все село. Весть о том, что старшина Михаил Кольман отыскался, облетела село с быстротой молнии. И действительно, понадобились большие усилия, чтобы вывести старика из амбара. Он отчаянно отбивался и ругал поселян на чем свет стоит.
Его отправили в больницу, где еще лежали Ганнеле и скрипач Франц, и посадили там в отдельную комнату, которую заперли на замок. Туда же принесли ему пищу и воду.
Долго еще толпа любопытных окружала здание больницы, и почти всю ночь у окна комнаты видно было перекошенное лицо сумасшедшего старика. Он прижимал свою голову с седыми волосами к решетке окна и хриплым голосом кричал:
— Лейхтвейс женился на Ганнеле! А я его дедушка. Деньги мои схоронены в Рейне… Смирно, люди!.. Я князь Нассауский, а граф Батьяни — это дьявол, которому я продал свою душу.
Лишь под утро он замолк. Усталость одолела несчастного старика, и он погрузился в тяжелый сон.
Глава 19
КРАСАВИЦА БАРБЕРИНИ
В городе Потсдаме, второй столице Пруссии, на рыночной площади еще поныне стоит огромное здание со множеством колонн, носящее название дворца Барберини.
И у домов бывает своя судьба, как у людей. Эта мысль невольно напрашивается сама собой, если проследить историю многих зданий на протяжении десятков и даже сотен лет. Но вряд ли у какого-нибудь здания была столь своеобразная судьба, как у дворца Барберини в Потсдаме.
Лет полтораста тому назад огромные залы этого дворца и длинные коридоры и галереи утопали в море огней; тогда жители Потсдама с известным благоговением смотрели на высокие, сводчатые окна, на балконы и террасы, а приезжие иностранцы, прибывшие в Потсдам для обозрения достопримечательностей этого славного города, прежде всего направлялись к дворцу Барберини. В этом дворце жила та красавица, к которой питал нежное чувство великий прусский король Фридрих II, обыкновенно избегавший общества женщин, не считая их достойными своего внимания.
Эта женщина считалась одной из выдающихся красавиц того времени. Но она была не только красавица, но и очень талантливая артистка, певица и танцовщица, которой не было равной в артистическом мире того времени. Эта женщина, увековечившая свое имя в истории, была синьора Аделина Барберини.
Еще и по наше время сохранились портреты этой женщины, свидетельствующие о ее чарующей красоте.
Пышные иссиня-черные волосы окаймляли ее лицо; огненные глаза, подобно черным бриллиантам, сверкали затаенной страстью; красивый, как бы созданный для поцелуев ротик, тонкий, с горбинкой, нос, дивная шея, тело, напоминавшее своим сложением Милосскую Венеру, — всем этим природа богато одарила Аделину Барберини, обладавшую к тому же еще и прекрасным голосом.
Кто она? Откуда она? Каким образом король познакомился с ней? На эти вопросы могли ответить лишь двое, но они упорно хранили это в тайне. Эти двое были сам король и Аделина.
По поводу этой певицы и танцовщицы ходили самые разнообразные слухи. В Берлине и Потсдаме говорили, будто Аделина родом из очень знатной семьи, будто она родственница чуть ли не самой императрицы Марии Терезии и будто бы она бежала к прусскому королю, заклятому врагу австрийцев, пленившись рассказами о его уме и геройстве. Другие говорили, что все это сказки, что Аделина итальянка, отец которой, ленивый праздношатающийся, будто бы умер в Неаполе от голода, что мать ее заставляла с малых лет танцевать и петь, что она в свое время нищенствовала на улицах Неаполя, где за гроши показывала народу свое искусство, что будто бы какой-то великий итальянский маэстро, случайно услышав ее пение, пленился ее красивым голосом, купил девочку у ее матери и сделал из нее артистку. Также утверждали, будто Аделина родом из Франции и что ее в свое время видели в Париже, откуда она явилась в Берлин вместе с труппой артистов. Но все это были одни лишь догадки, судя по тому, что сама Аделина утверждала, что раньше никогда не бывала в Берлине.
Ее, впрочем, можно было с тем же успехом принять за англичанку, американку, венгерку, даже испанку, так как она свободно говорила на всех языках и по ее разговорам было видно, что она во всех этих странах уже побывала.
Большинству публики Берлина и Потсдама редко приходилось видеть или слышать Аделину Барберини. Лишь изредка она выступала на сцене королевского театра в Берлине; обыкновенно она пела и танцевала только для короля, который распорядился выстроить в своем дворце в Потсдаме специальную сцену для нее. Король подарил своей любимице роскошный дворец на рыночной площади, и ходили слухи, будто из его дворца вел потайной подземный ход в апартаменты Аделины Барберини.