— Что делать, — отозвался молодой офицер, — чтобы выйти из дома и отвести лошадей во двор, надо рисковать жизнью.
— Я сделаю все что нужно, — произнес Лейхтвейс.
Не долго думая, он открыл дверь, выбежал через веранду наружу и взял поводья лошадей.
— Отворяй ворота, Зигрист! — крикнул он. — Живо! Кроаты уже близко.
Но прежде чем открылись ворота, прошло минуты три.
Человек тридцать кроатов на маленьких быстрых лошадках мчались по дороге по направлению к дому. Они успели заметить, что преследуемые ими офицеры скрылись в доме и, по-видимому, собирались взять этот дом приступом. Во главе отряда ехал офицер на крупном вороном коне. При ярком свете луны Лейхтвейс сразу хорошо мог разглядеть этого офицера, размахивающего огромной саблей. Едва только он увидел искаженное злобой лицо офицера, как остановился как вкопанный. Рука его, в которой он держал поводья, бессильно опустилась.
— Батьяни, — глухо вырвалось у него, — мой смертельный враг!
Предводитель кроатов круто остановил своего коня, так как тот встал на дыбы, и, громко расхохотавшись, крикнул громовым голосом:
— Лейхтвейс! Вот уж не ожидал здесь с тобой встретиться! Но на этот раз тебе не уйти от меня, наконец-то мы сведем с тобой счеты. Он обернулся и изо всей силы крикнул кроатам: — Скорей сюда! Цельтесь вернее в того человека, который хочет увести лошадей. Стреляйте метко.
Раздался залп. Тридцать пуль ударилось в крышу и в стены дома, но Лейхтвейс стоял невредим. В ту же минуту открылись ворота, и прежде чем кроаты успели зарядить свои ружья, Лейхтвейс скрылся с обеими лошадьми во дворе дома. Сознание, что предстоит новая схватка со смертельным врагом, что предводителем кроатов состоит Батьяни, возбудило в Лейхтвейсе неукротимую жажду борьбы. В нескольких словах он сообщил Лоре и своим друзьям, кто именно предводительствует кроатами, и что теперь приступ будет направлен не столько против двух прусских офицеров, сколько против Лейхтвейса и его товарищей.
Офицеры тем временем успели подкрепиться несколькими глотками горячего кофе. Молодой офицер сбросил плащ. Он оказался очень красивым юношей в блестящей форме.
— Мое имя Арман де Роже, — быстро произнес он, обращаясь к Лейхтвейсу, — я вместе с моим спутником объезжал окрестности Праги, и вдруг на нас напали вооруженные кроаты, выскочив неожиданно из чащи. Нас спасли наши превосходные лошади — они с поразительной быстротой домчали нас сюда к вам. Тем не менее наша участь далеко еще не решена. Ведь кроаты превосходят нас численностью в несколько раз. Но если вы согласитесь оказать нам содействие, то мы будем биться до последнего. Вы, господа, даже не подозреваете, что исход этой борьбы может оказать роковое влияние на исход всей войны. Дело в том, что мы везем секретные документы, которые ни под каким видом не должны достаться неприятелю.
Тем временем спутник молодого офицера сел на скамье у печи. Он не последовал примеру юноши и не снял плаща, а напротив, еще плотнее закутался в него. Он снял шляпу, положил ее рядом с собой на скамью, оперся руками на трость с золотым набалдашником и задумчиво смотрел на огонь. Пламя ярко озаряло его лицо. Лейхтвейс взглянул на него и невольно вздрогнул.
Он хотел что-то сказать, но удержался и обратился к молодому офицеру со словами:
— Мы будем защищать вас и вашего товарища и, если будет нужно, то пожертвуем даже жизнью для вас обоих. Пока этот дом стоит на месте, пока его не подожгут, нам нечего опасаться.
— Благодарю вас, — в сильном волнении ответил молодой офицер. — А если нам удастся отбить нападение кроатов, то вы можете рассчитывать на королевскую награду.
— Не в этом дело, — возразил Лейхтвейс, — мы не за деньги продаем нашу жизнь, а будем биться за вас потому, что вы наши гости и мы вам оказали гостеприимство.
Лейхтвейс отправился к своим товарищам в другую комнату, где разбойники уже заряжали ружья и готовились к бою. Выходя из комнаты, он расслышал, как старший офицер, сидевший на скамье, сказал спутнику:
— Молодец мужчина. Хорошо, что мы встретились с ним. Он храбр, и я думаю, мы справимся с кроатами при помощи его и его друзей.
— Не лучше ли, — отозвался Арман де Роже, — сказать этим людям, за кого они собираются сражаться?
— Нет, — решительно заявил старший офицер. — Это мы успеем сделать и после боя. А если кроаты нас перережут, то никто не должен знать, кто именно здесь погиб.
Между тем Лейхтвейс вошел в другую комнату и закрыл за собою дверь.
— Нас ожидает серьезная борьба, — произнес он. — Надеяться на милость кроатов не приходится, так как ими командует Батьяни. Но помимо этого мы обязаны биться до последней капли крови за тех, кого мы приняли у себя.
— Кто бы они могли быть? — недоумевал Зигрист. — По-видимому, они занимают высокое положение в рядах прусской армии.
— Очень высокое, — ответил Лейхтвейс с улыбкой. — Один из них назвал себя: это Арман де Роже, судя по форме, майор. Другой не назвал своего имени, но я и без того узнал его.
— Неужели ты знаешь его? — спросила Лора. — Почему ты сразу не сказал об этом?
— Да, я знаю его! — воскликнул Лейхтвейс, и глаза его заблестели. — Знайте же и вы, друзья мои, что за человек сидит у печи, углубившись в свои думы, пока враги пытаются захватить его. Это — Фридрих, король Прусский!
Разбойники чуть не вскрикнули от изумления. Но Лейхтвейс сделал им знак молчать и сказал:
— Король не назвал себя, а потому мы сделаем вид, будто не узнали его. Однако, друзья мои, пора! Слышите крики кроатов, которые ломятся в дверь? Скорей, товарищи! Покажем врагам великого короля, что на его защиту встал Лейхтвейс со своими друзьями!
Лейхтвейс с присущим ему в минуту опасности спокойствием отдал необходимые приказания и расставил своих товарищей по местам.
Дом был одноэтажным с мезонином. Лейхтвейс послал в мезонин Зигриста, Рорбека и Отто, приказав им открыть огонь из верхнего окна. Туда же отправилась и Елизавета, чтобы заряжать ружья. Сам Лейхтвейс, Лора и Бруно остались в нижнем этаже и заняли место у окон. У одного окна стояли Бруно и Арман де Роже, у другого — Лейхтвейс с Лорой. Сидевший у печи незнакомец в сером плаще одобрительно кивал головой, глядя на распоряжения Лейхтвейса. Сам он обнажил шпагу и положил ее рядом с собой на скамье, по-видимому, готовясь защищаться до последнего в случае необходимости.
Кроаты соскочили с лошадей. Двое из них остались позади, чтобы присматривать за лошадьми, а остальные двадцать восемь человек под командой графа Батьяни готовились к нападению на дом. Батьяни шел во главе всех, подбадривая кроатов криками, а нерешительных угрозами. Кроаты пытались разгромить ворота своими саблями, а так как ворота были отнюдь не крепки, то усилия нападающих вскоре должны были увенчаться успехом.
Но вдруг из мезонина прогремели три выстрела. Три кроата свалились. Вместе с тем выстрелили Лейхтвейс, Лора, Бруно и Арман де Роже. Почти все пули попали в цель. Лейхтвейс целился в голову Батьяни, но венгр в момент выстрела отскочил в сторону и остался невредим.
Тем не менее страшный урон, нанесенный кроатам в первые же минуты, заставил Батьяни дать приказ об отступлении. Кроаты, отходя назад, выстрелили из своих ружей в дом и медленно направились по шоссе к полю. Там они собрались вместе. Видно было, что Батьяни советуется с ними.
— Кажется, что негодяи затевают какую-то новую пакость, — сказал Лейхтвейс, обращаясь к Арману де Роже, выглянув наружу через наскоро просверленные отверстия в ставнях. — Посмотрите, они уходят в лес. Неужели они окончательно отступают?
— Кроаты отступают! — крикнул сверху Зигрист. — Должно быть, с них довольно полученного урока. Ура, друзья мои! Победа за нами!
Но Лейхтвейс не верил в успех: он достаточно хорошо знал коварство кроатов и не допускал мысли, что неприятель отступил, тем более, что Батьяни видел его и Лору. И действительно, Лейхтвейс оказался прав, не разрешив никому выходить из дома. Вскоре кроаты снова выехали из леса, причем каждый из них держал в руках по пучку горящего хвороста. Страшно было смотреть на этих дьяволов в красных мундирах, быстро мчавшихся на своих маленьких лошадках по полю, размахивая пылающими факелами.