Выбрать главу

— Учитель наш. Гексамерон Месопотамский! — отозвался мальчишечий голос — ломкий, звонкий и язвительный. Всеволод Антонович узнал разгильдяя и двоечника Подпружинникова из шестого класса.

— А что это он тащит? — не унималась любопытная бабенка.

— Хе, чурбак зачем-то на спину взвалил! — ответил на сей раз грубоватый, прокуренный, осипший баритон.

Севе, ступавшему, как портовой грузчик с мешком по трапу, становилось все больше не по себе, но он помнил наставленья своего седока.

«Ишь, голоса разыгрались! Шалит пещера», — подумал он, не поднимая головы.

— Да не чурбак, не чурбак у его! — скандально завопила вдруг какая-то старуха. — Памятник с погоста утащил, охальник! Святотатство, люди добрые!

— Да не горлань ты, баба Дуня! Он его в другую сторону прет. Как раз на кладбище… Небось, там поставить хочет.

— Всеволод Антонович несет учебное пособие, — послышалось степенное, убедительное контральто, по которому Авдотьев с содроганием узнал директрису школы Жозефину Сидоровну. — И незачем поднимать уличный гвалт.

«Уличный?! — от страшного подозрения у Севы перед глазами заплясали огненные пятна и зигзаги. — Нет, нет, не поддаваться! Это происки. Только вперед».

— Долго еще? — не оборачиваясь, хрипло спросил он у бюста.

— Семь верст до небес и все лесом. До академии дотопаешь — твоя взяла!

Этот ответ пронзил Авдотьева, как электрический разряд. К тому же он почувствовал, что не может избавиться от ноши, хоть и скачет, и взбрыкивает, как норовистая лошадь в попытке скинуть наездника. А вокруг него, средь бела дня, на широкой, проезжей улице села еще пуще раскричались азартные зеваки.

— Да он деда Веденея везет на закорках!

— Взнуздал старый учителя!

— Пособие! Ой, не могу! — заливался двоечник Подпружинников.

— Наверное, малый в карты проигрался, — с сочувствием предположил прокуренный баритон.

— Безобразно! Чудовищно! — это Жезофина Сидоровна.

— То-то он деду под горой колодец рыл, огород копал, — залопотала скандальная старуха. — Надо и мне нанять…

Всеволод Антонович застонал, в глазах вспыхнул белый, зеркальный огонь — и он провалился в холодную, сырую темень.

— Сева, Севочка! Что с тобой, миленький? Очнись! — И плач, и чьи-то озябшие пальцы у него на запястье. Он лежал навзничь в удушливом, студеном мраке, в глинистой кашице. Со сводов неясно освещенной сквозь какую-то щель огромной пещерной залы свешивались причудливые сталактиты вспененные, застывшие водопады, витые колонны, складчатые фестоны каменных полотнищ. Снизу им навстречу вырастали скульптуры самых диковинных форм.

Где-то журчал подземный поток, одинокие капли гулко срывались с каменных карнизов. У Севы еще мутилось сознание от ушиба при падении, но Веру он узнал сразу. Она плакала возле него, стоя на коленках прямо в грязи, осторожно дотрагиваясь до него, щупая пульс.

— Не плачь, Вера, — сурово сказал Авдотьев. — Нечего плакать. Ты как здесь оказалась?

— Очнулся! О господи, очнулся!

— Погоди. Я тебя спрашиваю, как ты здесь оказалась?

— Я вбежала в дом Веденея Ивановича. Ну, помнишь, сердечный приступ?

— Помню, продолжай.

— Я вбежала в дом, окликнула его. Он не отозвался. Было очень темно, я оставила дверь открытой, но луна пропала. А у него ведь электричества нет. Я подумала, он еще не дошел, мы разминулись. Я вообще не помню дороги, так быстро бежала. Думаю, подожду, тебя и его. А ты где-то застрял. Я стала искать керосиновую лампу, наощупь заглянула в какую-то кладовку и увидела вход — каменный длинный коридор. Пещера, понимаешь? Я, конечно, туда. Свет еще был, голубоваты… Потом позади все грохнуло, гром такой жуткий… И проход завалило. Я кричала, звала — бесполезно. Потом пошла на свет, он был вроде лунного. Я думала, там есть пролом. У меня фонарик с собой, в докторской сумке. Не знаю, по каким лабиринтам я вышла в эту залу. Мне и другие попадались на пути, но поменьше. А ты… Ты мне прямо под ноги свалился, вон с того выступа.

Сева выслушал ее бестолковое сообщение не перебивая. Он вовсе не сразу поверил в то, что перед ним настоящая Седмицина. Решил — опять какая-нибудь галлюцинация.

— И ты, — он заговорил с расстановками, многозначительно, — никого в пещере не встречала? Странностей не замечала никаких?

— Кто тут может быть, кроме нас? — всполошилась Вера. — Я вообще-то очки потеряла… Могла не разглядеть. Нет, перестань! Зачем ты страху нагоняешь, Сева?

— На то есть основания, — сказал он мрачно. — Мы еще натерпимся. Неизвестно, сумеем ли выбраться отсюда.

— Да, да! Надо попытаться. Если мы погибнем тут, то и открытие наше пропадет.

— Какое открытие?

— Открытие пещеры.

— Не спеши. Ее скорей всего не существует. Тут другое.

— Ты что? Ведь мы оба здесь! Ты плохо себя чувствуешь, Сева? Встать можешь? А голова не кружится, не тошнит?

Авдотьев сел, потом встал. Состояние его было вполне сносным, ушиб сказывался лишь легкой ломотой в теле.

— Гнался за славой, да провалился сквозь землю от стыда, — иронически заметил он, обращаясь к самому себе, а не к Вере.

Она ничего не поняла, а потому и не ответила. Посоветовавшись, друзья по несчастью взялись обследовать по кругу стены подземного зала, нет ли где норы, выводящей наружу. Ведь откуда-то сочился блеклый свет, как в летнюю ночь в час первых петухов.

Продвигались друг за другом то по скользкой глине, то по каменной крошке, зыбко ползущей под ногами. На каком-то из поворотов Вера ухитрилась опередить Авдотьева шагов на десять и он уже собирался строгим окриком поумерить ее прыть, как вдруг завопила она сама, тонко и страшно. Сева не успел опомниться — в три прыжка Вера оказалась возле него, вцепилась в плечи. Ее трясло. Округленные глаза, почти черные от расширившихся зрачков, смотрели ошеломленно и беспомощно. А Сева не испугался, чего-то подобного он и ожидал. Потеряв представление о времени, он любовался этими яркими, обращенными к нему с испугом и мольбой глазами, пенной лавиной густых, растрепанных волос. Матовая бледность прекрасно утончала лицо Веры. Авдотьев почувствовал странное смятение, хлынувшее в грудь тепло и неуловимое, плавное колебание всего тела, словно горячий ветер, вея со всех сторон, раскачивал его, как хрупкое деревце. Всеволод глядел на девушку жадно, смущенно и нежно.

— Что? Что случилось? Успокойся…

— Там… Там… — она протянула ослабевшую руку. — Там кто-то мертвый лежит.

— Тебе померещилось, глупенькая, — он не удержался и дотронулся до ее волос. — Помнишь, я спрашивал о странностях? Ну вот, они и начинаются. В этой пещере является в отражениях все, что ты себе вообразишь.

— Там не отражение. Я наткнулась и чуть не упала.

— Хорошо, пойдем поглядим.

— Нет, нет! Мне страшно. И ты не ходи.

— Не бойся. Надо выяснить. Быть может, это древнее захоронение. А тебе я удивляюсь, будто никогда в анатомичку не входила!

— Сева, — Вера побледнела еще сильней, лицо ее светилось молочной белизной, мерцали встревоженные глаза. — Севочка, тот, что лежит там, похож на тебя!

Отчаянное признание не произвело на Авдотьева ожидаемого впечатления. Он даже повеселел, испугав тем Веру еще больше.