— Что смотришь так, будто у тебя коня украли? — спросил Аджин.
— Все не придумаю, как с Василидом быть.
Аджин рассмеялся.
— С тобой, я вижу, нельзя говорить серьезно, — недовольно проворчал Федя.
— Ты что, дорогой, ничего не знаешь?
— Что я должен знать?
Аджин остановился. Остановился и Федя. Оба стояли и смотрели друг на друга: один — с настороженным любопытством, другой — с веселым изумлением.
— Так знай! — воскликнул Аджин. — Тагуа и Тинат берут его к себе, сыном хотят сделать.
— Да что ты!
— А я думал, ты давно знаешь… Пусть я обрею голову, если неправду говорю.
Как тут было не поверить! Это была лучшая новость из всех, какую хотел бы услышать Федя.
«Как же я сам не смекнул, что дело идет к этому? То-то последние дни в доме шли какие-то таинственные приготовления. Не очень-то красиво с их стороны утаивать от меня это», — с обидой подумал он, но, тут же решив, что ему хотели сделать сюрприз, успокоился.
Тинат и Тагуа уже ждали в садике при больнице. Оба были одеты во все лучшее, что нашлось у каждого.
Мальчики поздоровались с ними и тоже сели на лавочку под цветущим гранатом.
Наконец на крыльцо вышел Василид. Вид у него был необычный: серые диагоналевые брюки были заправлены в русские сапоги, русской была и ситцевая в горошек косоворотка, а поверх нее был надет суконный бешмет, белокурую голову прикрывала войлочная шляпа с широченными полями. На его бесхитростном лице отражались радость и смущение.
Федя с Аджином первые приветствовали его, что выразилось в легких тумаках и похлопываниях по плечам, а потом он попал в объятия Тинат. Тагуа критически оглядел его и тоже обнял. В голосе мальчика при обращении к новым родителям звучала робкая нежность.
Оказалось, что сегодня Василид совсем покидает больницу, и весь ее немногочисленный персонал тоже вышел на крыльцо, чтобы проводить одного из трех героев.
Молоденькие сестры милосердия за время пребывания мальчика в больнице повально влюбились в него и теперь, при прощании, тискали в объятиях. А пожилой русский врач простился с ним за руку со словами:
— Надеюсь, ты больше не вернешься к нам, уж лучше мы тебя будем навещать в новом доме.
Наконец Василид в сопровождении новых родителей, Феди и Аджина покинул больничный садик. Все вместе они направились в сторону порта, на прилегающую к нему площадь. Туда стекался весь город.
Стоявшие вдоль набережной фелюги тоже подтянулись к причалам; матросы высыпали на палубы и сидели, свесив ноги с бортов. Все весело, возбужденно переговаривались.
Ребята с удовольствием смешались с толпой: кто-кто, а они сегодня были здесь не последними людьми. Слава о подвигах каждого из них уже облетела побережье; республиканские газеты посвятили им статьи с фотографиями.
У Аджина не было теперь оснований огорчаться: чья, как не его смекалка помогла в конце концов отыскать пещеру. Почти все знали мальчиков, улыбались им, приветствовали их и осыпали градом дружеских хлопков.
Под этим бременем всеобщего внимания Феде с Василидом было не по себе. А Аджин пыжился от гордости и принимал приветствия и поздравления с независимым видом, но, забывшись, становился самим собой — шумным и немного хвастливым.
Тинат и Тагуа из деликатности оставили мальчиков одних и затерялись в толпе.
По рукам присутствующих ходила газета «Голос трудовой Абхазии». Когда она попала к Феде, ему, как человеку грамотному, пришлось читать ее вслух.
Вот что сообщалось на первой странице:
«Вчера вечером на пароходе «Дмитрий» из Батума в Сухум прибыли первые сто детей из Поволжья. Уполномоченный Наркомпроса[65] Советской Грузии Тер-Аваков, сопровождавший детей от Тифлиса до Сухума, сообщает следующее. Отплытие парохода из Батума сопровождалось пением «Интернационала». Пребывание детей Поволжья на пароходе «Дмитрий» ознаменовано устройством концерта-митинга, давшего около двух миллионов. Военком парохода щедро одарил детей праздничными сладостями. Благодарственное слово Тер-Авакова и представителя Поволжья было покрыто оглушительным «ура» детей. В Сухуме дети были необычайно приветливо встречены представителями ревкома Абхазии.
Сегодня, пересев на шхуну «Вера — Надежда», дети прибудут в Новый Свет для устройства в колонии-школе на постоянное жительство…»
Присутствующие кивали головами и цоканьем языков выражали одобрение по поводу услышанного.
Что касается Феди, то совсем близко от себя он увидел лицо Асиды и теперь был совершенно счастлив. Подойти к ней он не решался: в здешних краях это показалось бы нарушением приличий. Но и ему и девочке довольно было того, что их улыбающиеся глаза то и дело находили друг друга.