Привлеченный выстрелами, сбежался народ. Тело презренного владыки было брошено на съедение шакалам, а благородного мстителя народ похоронил с почестями…
После паузы старик закончил свой рассказ словами:
— Уже немного осталось в нашем крае людей, которые могут передать молодым эту историю.
Некоторое время все молчали. Утомленный столь длинной речью, Алхас сидел сгорбившись, забыв о потухшей трубке.
— А что стало с сокровищами? — спросил Федя.
— Точно никто не знает. Говорили, что незадолго до бегства князь спрятал сокровища, а тех, кто знал об этом, приказал умертвить. Видно, собирался вернуться за награбленным. Искали люди богатство, но не суждено было найти его никому.
Федя хотел было задать новый вопрос, но, взглянув на Алхаса, увидел, что тот свесил голову в старческой дреме. Аджин тоже смотрел осоловелыми глазами. Женщины, отложив работу, сидели понуро. Федя понял, что чересчур засиделся: ведь всех, кроме него, утром ждала работа.
Все семейство, за исключением старого Алхаса, который так и не проснулся, проводило Федю до калитки.
— Да возвратишься ты, куда бы ни пошел.
Это традиционное среди абхазцев напутствие, сказанное Асидой на прощание, Федя понял слишком буквально и шагал по затихшим улицам городка, не чувствуя усталости…
— Не мешало бы пораньше возвращаться, — недовольно проговорил Иван Егорович при появлении сына. — Уж не прикажешь ли хозяйке для тебя в полночь ужин разогревать?
— А я есть не хочу, я в гостях был, — с гордостью сообщил Федя. — Сыт на много дней вперед. Не так уж бедствуют крестьяне, как ты говорил. Я вот курицу у них ел, мамалыгу, пироги — всего и не упомнишь.
— Да-а, вижу, ты даром время не терял… — протянул отец. — А не подумал, что эта курица могла быть последней?
— Да нет… там, кажется, еще бегали…
— Не очень-то ты знаком с местными обычаями. Если у абхазца гость, он все, что есть хорошего в доме, на стол поставит. Сам потом будет голодный сидеть, лишь бы соблюсти священный закон гостеприимства.
Федя вспомнил, с какой беззастенчивостью уплетал все, что подавалось на стол, и вспыхнул от стыда.
— Мне это и в голову не приходило, — покаянно сказал он. А отец, не щадя его, продолжал:
— Я слышал, есть в этих местах любители пользоваться чужим гостеприимством: только и знают, что ездят по родственникам и знакомым. Тем и живут…
Федя готов был сквозь землю провалиться. Только теперь он вспомнил, что Аджин почти ничего не ел за столом, да и старый Алхас тоже не торопился с едой. Он улегся в постель, долго молчал, потом тихо спросил:
— Пап, а пап, ты не спишь?
— Нет еще…
— А когда Абхазия к России присоединилась?
— В 1810 году… Под игом царизма абхазцам тоже не сладко жилось, но все же куда лучше, чем под турецким владычеством. Вот и революция сюда раньше пришла…
— Революция-то пришла, а женщины до сих пор с мужчинами за стол не садятся.
— Ишь быстрый какой! Эти обычаи складывались веками, а ты за полгода их вытравить хочешь. Многое еще предстоит в сознании людей переделать… Вот кровная месть, например: сколько еще жителей Кавказа из-за этого обычая гибнет или в бегах находится!
Федя скоро услышал ровное дыхание отца. Но сам продолжал лежать в темноте с открытыми глазами, заново переживая события дня. Вот и друг у него появился. Хорошо! Потом подумал об Асиде и тревожно и радостно забилось сердце. Напоследок вспомнился ему и маленький монашек. Жаль, что нельзя с ним ближе познакомиться…
А еще он решил изучать местный язык и обычаи, чтобы не попадать больше впросак. Это решение его сразу успокоило, и Федя уплыл в сон, когда небо в окне уже побледнело.
Глава VI, повествующая о многозначительном разговоре в обители, о находке Василида и сюрпризе настоятеля
Новость о посещении монастыря председателем ревкома в тот же день облетела братию, и это не могло не вызвать многочисленных толков. Вся братия была взволнована в ожидании близких перемен. Большинство предрекало мрачные времена. Лишь некоторые усматривали в этом визите признаки примирения с новой властью и надеялись на упрочение святой обители.
Внешне жизнь монастыря шла своим чередом. Изо дня в день над горами, над морем гудели колокола, сзывая иноков на молитвы и послушания. И никто не предполагал, что под покровом повседневных будней притаилась буря.
Происшедшее пока меньше всего задело Василида. В тот день он, сидя в келейной, слышал весь разговор игумена и казначея с председателем, но мало что понял из него. Расстались они с миром, — значит, и думать не о чем. Правда, вслед за тем отец Георгий занедужил, но такое случалось и прежде. У постели игумена дежурил брат милосердия, и Василид был относительно свободен.