Василид, не раздеваясь, лежал в келейной, когда услышал шум подъехавшего экипажа. С трудом, опираясь на его плечо, старец поднялся в покои.
Но следующий день, вопреки ожиданиям, начался неплохо. Монастырская дисциплина приучила Василида подниматься с зарей. В шесть часов он был уже одет и прибран. Через полчаса из покоев донесся звон колокольчика. Игумен был как-то странно возбужден и приветлив — то ли ночь благотворно прошла для него, то ли в мыслях что-то переменилось.
Василид подошел к настоятелю под благословение. Старик перекрестил его и стал расспрашивать о том, как послушник провел время в его отсутствие. Но рассказ Василида был скуп: о том, что пережил в ожидании своего покровителя, он постеснялся рассказывать. Зато набрался храбрости и поделился мыслями о загробной участи отца казначея. Игумен, казалось, был разгневан и даже назначил послушнику небольшую епитимью[33] за дерзкие мысли. Но сцена с поджариванием казначея на сковороде, как видно, понравилась ему — во время дальнейшего разговора в его глазах то и дело вспыхивали веселые огоньки.
— Скучаешь ты, отрок? — спросил он вдруг.
Василид пожал плечами: что он мог сказать? Жизнь его проходила на глазах старика, и в этой жизни не было ни игр, ни развлечений.
— Вижу, что скучаешь, — продолжал игумен. — Не обессудь — не взял вчера с собой. Зато нашел тебе заделье в город прогуляться. Сегодня после обеда оденься в мирское и ступай. Слышал я, что в городе митинг состоится, так ты побудь там да послушай, о чем говорить будут. Запоминай, как вернешься — мне все перескажешь. Тем паче слушай, если о нашей обители речь зайдет. А до и после митинга погуляй, в лавки загляни. Вечерню можешь пропустить. На вот на расходы, если что приглянется — купи. — Он достал из ящика стола несколько денежных бумажек и протянул Василиду.
Глаза послушника заблестели. Подумать только — самостоятельное путешествие в город, такого прежде не случалось, да еще с кучей денег в кармане!
— Все понял, сын?
— Да, святой отец. Как наказываете, так и сделаю.
— Ну и ладно. А теперь погляди-ка, что я тебе привез.
Отец Георгий указал в угол, где на сундуке высилась стопка вещей в бумажной упаковке. Василид подошел к сундуку и начал их разбирать. Старик наблюдал за ним, с довольным видом поглаживая усы и бороду.
Василид освободил от бумаги одну вещь, другую… Боже, ведь это принадлежности для живописи! За своими переживаниями он даже забыл об обещании игумена. Он и не предполагал, что рисованию сопутствует столько интересных предметов. Помимо набора масляных красок, здесь был плоский ящик с палитрой, разделенный на ячейки для красок, кистей и масленки; был складной деревянный мольберт; были вещи и вовсе незнакомые. Предстояло еще выспросить у монастырских иконописцев, как ими пользоваться.
Василид оглядывал, ощупывал это богатство, пока, наконец, не вспомнил о своем благодетеле. Он подбежал к отцу Георгию и, опустившись на колени, припал к его плечу.
— Ну, вот еще! Хватит, хватит, — проговорил игумен растроганно. — От судьбы, как видно, не уйдешь. Занимайся своими красками, когда время будет… Вот только ума не приложу, где бы тебе расположиться, чтобы братию в смущение не приводить.
Но опасался он, как видно, не братии… Василида вдруг осенило:
— Я знаю где!
И он рассказал игумену о своем тайнике. Чем не мастерская — и крыша над головой, и тепло, и сухо, и светло, а главное — знать никто не будет.
— Ну и ладно, коли так. Вот перенедужу, так приду посмотреть, как ты там устроишься. А пока рисуй во славу божью.
Пользуясь отсутствием посторонних, Василид перетащил драгоценный груз в келейную и спрятал под койку. Когда он вернулся в спальню игумена, тот лежал в кровати. Вид у него был неважный — на лице отражались нездоровье и забота.
Радость Василида поблекла от предчувствия несчастья.
Глава VII, где говорится о делах сердечных, а также о первых симптомах болезни под названием кладоискательство
Наутро после вечера, проведенного в гостях у Аджина, Федя встал с ощущением новизны всего мира. Он выспался, но продолжал действовать как во сне. Поспешнее обычного умылся, проглотил завтрак, а потом, гонимый непонятным томлением, оказался на улице, ведущей к дому Аджина.
Он прошел мимо дома туда и обратно, стараясь, однако, не смотреть в сторону двора и краешком глаза увидел лишь старого Алхаса, сидевшего под орешиной. Войти во двор или остановиться у калитки он не решился и устроил засаду неподалеку, возле дороги, рассчитывая, что рано или поздно мимо пройдет Асида. Ведь именно ради нее он прибежал сюда ни свет ни заря!