— Святой брат, не скажешь ли, как повидать отца казначея?
Монах подозрительно оглядел паломника, — как видно, он не внушил ему особого почтения.
— Занят отец казначей… Может, обойдешься, кто саном пониже?
Мнимый паломник едва не влепил затрещину чернецу, но вовремя смирил себя.
— Нет, мне бы казначея… Лепту внести на обитель.
— Ладно, идем.
Они остановились у входа в канцелярию.
— Подожди здесь. — Монах указал паломнику на скамью. Но посетитель не обратил внимания на его слова, а стал читать надпись на мемориальной доске, где сообщалось о посещении обители царем и великими князьями, о проживании в ней наместника Кавказа, перечислялись фамилии крупнейших жертвователей на ее процветание.
«Да, — подумал паломник, — чего бы им и не гостить здесь — курорт хоть куда! Теперь и я авось поживу, отдохну малость. Только по части жертвований — дудки! Как бы самим не пришлось раскошелиться…»
На крыльце в сопровождении давешнего инока показалась высокая фигура монаха в клобуке, с нагрудным крестом.
«Ого! — подумал паломник. — Такому пристало бы больше гвардейский мундир носить».
Лицо у казначея — бледное, с правильными чертами, в обрамлении черной бороды — было бы красивым, если бы не неподвижные мутные глаза.
С высоты крыльца казначей оглядел посетителя.
— Спаси тебя бог… Что надобно? — без всякой приветливости спросил он.
— Хотел бы лепту внести во славу божью, а если позволите, то и пожить в обители, дабы отрешиться от мирского безобразия и обрести мир душе. Благословите, святой отец.
Казначей сошел с крыльца. Едва он приблизился, прибывший вполголоса произнес:
— «Горе смеющимся».
В глазах казначея мелькнуло что-то живое.
— Спаси тебя господь и пресвятая богородица! Спасибо за даяние, зачтется во спасение души! — Он перекрестил паломника и тихо добавил: — «Блаженны плачущие». — Вслед за этим он обернулся к иноку, стоявшему на крыльце:
— Брат Акиндин, вызови гостиника.
Монах скрылся.
— Ваше благородие, господин полковник, — возбужденно заговорил казначей. Но тот прервал его:
— Забудьте об этом, святой отец, для всех я — екатеринославский мещанин Алексей Михайлович Нежинцев, так и в документах у меня значится.
— Виноват, Алексей Михайлович. Давно вас ждем. Да будет благословен господь, подвигнувший вас пуститься в столь рискованный путь. Здесь вы в безопасности. Комната готова, гостиник вас проводит, на него можете положиться — наш человек. Я немного погодя зайду узнать, как устроились…
Комната мало походила на монастырское помещение: деревянная кровать, ковер на полу, дорогая люстра — все как в первоклассной гостинице. Лишь аналой в углу да две-три иконы над ним напоминали, что полковник находится в святой обители.
Монах-гостиник повел рукой:
— Располагайтесь! Если что понадобится, вызывайте звонком. — С этими словами он попятился и вышел.
Нежинцев прошел к окну. Оно было затенено подступавшими к зданию кипарисами. За ними пролегала дорога, еще дальше раскинулось монастырское кладбище.
«Невеселое соседство, — подумал Нежинцев. — А впрочем, хорошо — безлюдно, тихо».
Он глянул из окна вниз. Высоковато, но в случае необходимости прыгнуть можно.
Итак, он здесь. Что сулит ему завтрашний день? Но что бы ни случилось, все лучше, чем сидеть в том пекле, откуда он вырвался и где изнывал до вчерашнего дня от нудной штабной работы. Мысли его перенеслись за море, в Турцию.
За день до отплытия его вызвал Врангель.
Когда Нежинцев вошел в кабинет, командующий стоял у окна. За окном расстилался унылый галиполийский ландшафт с пыльным плацем, где маршировали отупевшие от зноя солдаты. Врангель был приветлив.
— Присаживайтесь, полковник. Я вызвал вас не для обсуждения вашей миссии: и вы и я с ней хорошо знакомы. Просто хотелось сказать несколько напутственных слов. Итак, пришло время учиться конспирации у товарищей большевиков. Вам это предстоит одному из первых. Будьте осторожны в стане наших врагов. Осмотритесь, войдите в жизнь обители и города…
Продолжая говорить, Врангель прохаживался по кабинету. Несмотря на жару, он был одет в длинную белую черкеску и высоченную барашковую папаху; на животе висел кинжал. «Что за маскарад?» — с раздражением подумал Нежинцев.
— Ваше превосходительство, — спросил он, — не скажете ли, чем объясняется неудача десанта у Приморско-Ахтарской? Думаю, мне было бы полезно знать причину.