Вечером, когда они с отцом ложились спать, Федя вспомнил о своем разговоре с послушником.
— Папа, я тут с одним монашком познакомился. Так вот, мы с ним о религии заспорили. Уж чего, казалось бы, проще: ведь нет бога. А я его не смог убедить.
Отец усмехнулся:
— Мало каши, видно, ел. Еще удивительно, что он тебя в свою веру не обратил.
— Чего не хватало!
— Я серьезно говорю. Попадись ты в лапы к хорошему проповеднику, он тебя живо окрутит. Много ли ты знаешь, чтобы с ним спор выдержать?
Федя вспомнил, как он оконфузился сегодня, и промолчал.
— Об религию не одна коса ступилась, — продолжал Иван Егорович, — борьба с ней идет уже много веков, и умы побольше, чем наши с тобой, на этом головы сложили. Наскоком тут не возьмешь. Агитация нужна каждодневная, серьезная, научная… А еще важно вовремя помочь человеку в беде, чтобы он не в бога, а в людское добро верил. Вот избавим людей от голода, болезней, несправедливостей, — тогда и с религией бороться легче станет.
— Я об этом и сам думал, — сказал Федя. — Вот, к примеру, у нас на горе источник есть, так монахи воду из него святой объявили. Знаешь, сколько там увечных и больных собирается — ужас просто! А была бы возможность вылечить вовремя этих людей — им бы и святая вода не понадобилась. Ведь правда?
— Еще бы!..
И разговор затянулся надолго.
Глава X, рассказывающая о том, как протекала болезнь кладоискательства, а так же о событиях, её сопровождавших
Раскопки продолжались. Это был труд, от которого в конце дня горели ладони и ныла спина.
К счастью или несчастью, интервалы между днями работы были довольно продолжительными — то Василид не мог вырваться из обители, то Аджина не отпускал из духана хозяин. И вот пришел день, когда выдалась возможность поработать втроем.
С вечера была назначена встреча у мостика, но Федя решил зайти за Аджином, чтобы, если повезет, увидеть Асиду.
Их двор был безлюден, и Федя направился к дому. На полдороге он остановился — за стеной плетеного сарая кто-то доил буйволицу. Сердце у него екнуло от радостного предчувствия. Он заглянул в сарай. Его радость сменилась не меньшим изумлением. Аджин, этот сорванец и насмешник, сидел под необъятным животом буйволицы и доил ее. Федя поздоровался и ждал, как его друг будет смущен тем, что его застали за делом, столь недостойным мужчины. Однако, на лице Аджина не появилось и тени смущения.
— Здравствуй, дорогой, подожди немного, — ответил он и преспокойно продолжал свое занятие. А оно — можно было не сомневаться — было привычным: долбленный из тыквы подойник быстро наполнялся.
Вздумай Федя доить корову у себя на родине… Да от мальчишек проходу не будет — засмеют! Мог ли Федя думать, что вскоре краснеть придется ему.
Покончив с делом, Аджин гулко шлепнул буйволицу по брюху и направился в кухню, унося подойник. Федя оглядывался вокруг, но ни Асиды, ни Харихан не было видно.
— А где ваши женщины? — спросил он вернувшегося Аджина.
— На базар пошли.
Друзья вышли из калитки и направились к месту встречи.
— Как Асида поживает? — снова, как можно равнодушнее, спросил Федя.
— Ничего живет: очаг топит, обед готовит, буйволов пасет. Что еще хочешь знать, дорогой?
В голосе Аджина прозвучало нечто, заставившее Федю насторожиться. Он покосился на друга.
— Ты чего?
— Ничего, — отозвался Аджин, ухмыляясь.
— Ты что-то подумал? — краснея, спросил Федя.
— Чего думать, дорогой? И так все ясно…
— Вот еще… Что ясно?
— Я тебе друг или не друг? Почему сам не говоришь, зачем в кошки-мышки играешь?
— А ты откуда знаешь? — Федины щеки уже полыхали.
— «Откуда, откуда»… — передразнил Аджин. — Около дома все ходишь — вот откуда; на черта стал похож — вот откуда; немного сумасшедшим стал — вот откуда.
— И она все знает? — с убитым видом спросил Федя.
— Я знаю, Худыш знает, а она неужели не знает?
«Хорошенькое дело», — подумал Федя. Он хотел бы провалиться сквозь землю. Они подошли к мостику.
— Что дальше будешь делать, дорогой? — спросил Аджин, глядя на друга веселыми, навыкате глазами.
— Нечего мне делать, — буркнул Федя.
— А я думал, ты джигит, — сказал Аджин.
— При чем тут джигит?
— Могу сказать, если ты не знаешь, что должен делать джигит, когда ему понравилась девушка. Он должен взять черную бурку, горячего коня, а потом дождаться темной ночи…
Федя ошалело вскинул глаза:
— Чтоб тебя! Ты что, и вправду меня за сумасшедшего считаешь — украсть советуешь?