Так далеко Федя еще не забирался. Метод его слежки был все тот же: он доходил до поворота, выглядывал из-за скал и, убедившись, что монахи скрылись, продолжал свой путь. Ощущение опасности покинуло его.
Вот и сейчас: выглядывая из-за камня, он подождал, пока хвост каравана не втянулся за выступ горы. Дорога здесь шла под уклон и манила бежать вприпрыжку. Федя выбежал из-за своего укрытия, сделал несколько шагов… и едва не наскочил на монаха. Монах стоял, согнувшись над хурджином; при звуке шагов он вздрогнул и поднял голову.
А Федю точно ударили в грудь, он замер на месте. Спина разом взмокла, а под шапкой похолодел затылок. Он лихорадочно соображал: бежать ли назад или оставаться на месте? Повернуть — значило выдать свои намерения, и тогда рослый, нестарый еще человек без труда нагонит его, и всему делу конец…
Федя заставил себя шагнуть вперед. Поравнявшись с монахом, он только и нашел, что сказать «здравствуйте».
— Мир в дороге, — ответил тот, пристально наблюдая за мальчиком. — Подожди-ка… Помоги затянуть подпругу, подержи хурджин.
Ничего не оставалось, как подчиниться. Стоя рядом с монахом, Федя приподнял поклажу. Ничто не звякнуло в плотном ковровом мешке. Но зато от внимания Феди не ускользнуло, что движение монаха было ложным: он ослабил подпругу, а затем закрепил ее в прежнем положении. Ясно — это был лишь повод задержать его. Дальше ему волей-неволей пришлось идти рядом с монахом.
— Ты один? — спросил тот, оглянувшись.
— Да, один…
— А куда путь держишь, отрок?
— Так… гуляю, — пробормотал Федя, прекрасно сознавая всю глупость ответа.
— Далеконько забрался. — Монах положил ему руку на плечо, но жест этот не был дружественным. Федя понял, что он попался. — А мы вот за дровишками собрались, — продолжал чернец, кивая в сторону показавшегося впереди каравана. — А заодно припасы для дровосеков везем.
Очевидно, их заметили, потому что караван остановился, люди занялись кто чем: кто поправлял поклажу, кто переобувался. Но Федя понимал, что поджидают их. Он ловил настороженные, недобрые взгляды. Сумбур в мыслях не проходил: как он мог выходить из-за укрытия, не пересчитав монахов! Стоило одному из них приотстать, и готова ловушка.
Монах подвел Федю к человеку, возглавлявшему караван. По описаниям Василида нетрудно было узнать в нем уставщика. «Берегись его, это очень опасный человек». Эти слова всплыли в его памяти.
— Вот, святой отец, отрока бог послал, — склонив голову, доложил монах. — Погулять, говорит, вышел. Каков, а? Ни зверей, ни разбойников не боится.
Внешне уставщик никак не походил на злодея: в отличие от своих рослых спутников, он был маленького роста. С веселым видом он оглядел Федю:
— Да, герой, ничего не скажешь. Когда-то и я был таким. Как зовут-то?
— Федей.
— Вот и хорошо, Федор, значит. Ну, Федор, идем, коли так, вместе, потешь старика беседой. Устал, небось, ноги-то не казенные. Садись на мула — верхом поедешь, а я рядышком пойду, разомну старые кости.
Говорил он веселой скороговоркой и в улыбке так щурил глаза, что их и не видать было. Федя и слова сказать не успел, как сильные руки подхватили его и водрузили в седло. Монах стегнул мула, в ту же минуту тронулся и весь караван. Федя чувствовал себя беспомощным щенком, которого взяли за загривок и посадили на забор: и слезть нельзя, и спрыгнуть страшно — только и осталось, что скулить.
Уставщик с монахом приотстали и чуть слышно переговаривались.
В том, что он пленник, Федя не сомневался: вся эта ласковая болтовня — лишь до тех пор, пока он не попробовал сопротивляться. Бежать? На это никакой прыти не хватит. А если и удастся сбежать, то о дальнейшем выслеживании нечего и думать. Нагнавший мула отец Рафаил развеял все надежды.
— Ну вот, с нами поедешь, — говорил он, — и тебе и нам веселее. Посмотришь, как братия в горах живет, такие места увидишь, что и во сне не снились. — Он часто дышал и с трудом поспевал за мулом. — Братья и накормят, и гостинца дадут. А то куда же одному: и зверье голодное кругом, и лихие люди — не приведи господь, обидят. На нашу душу грех падет, если что… Ни вперед, ни назад нельзя тебе одному. С нами и вернешься завтра. — Он говорил и говорил, ни о чем не спрашивая, и Федя был рад этому. Теперь надо было быть постоянно настороже, чтобы хоть в дальнейшем не делать глупостей. Главное — толково отвечать на вопросы. Федя стал внимательнее прислушиваться к бесконечному монологу уставщика — ведь должен же он когда-нибудь коснуться главного.
— А вернемся, — продолжал отец Рафаил, — приходи в гости в обитель, меня там отыщи.